В последнее время в заявлениях руководства Российской Федерации часто стала фигурировать информация о росте угроз биологической безопасности страны. Как отметил заместитель министра иностранных дел РФ С.А. Рябков, выступая на конференции Глобальные угрозы биологической безопасности: проблемы и решения, состоявшейся 1 ноября 2017 г. в Сочи, Россия крайне внимательно наблюдает за военной медико-биологической активностью, осуществляемой некоторыми странами у ее границ и не сбрасывает со счетов угрозу применения против нее биологического оружия как государственными, так и негосударственными субъектами[1]. Причиной обеспокоенности руководства РФ прежде всего является сеть американских биолабораторий, функционирующих по периметру российских границ в странах Центральной Азии, Южного Кавказа и Украине.
Развитие микробиологии в XIX-XX вв. позволили человеку не только побороть неизлечимые ранее болезни и обуздать эпидемии, но и найти способ применения микроорганизмов в качестве оружия для массового поражения живой силы противника, сельскохозяйственных посевов сельскохозяйственных культур, животных и выведения из строя вооружений, военной техники и снаряжения. Хотя отдельные случаи применения биологического оружия зафиксированы гораздо раньше в истории (например, заброс трупов больных чумой в осаждаемые крепости в средневековье или распространение среди индейцев одеял, зараженных оспой, во время колонизации Америки в XVII в.), в XX в. для его изготовления начали применять научный подход и технологии массового производства[2].
Однако крайне опасный, губительный характер последствий применения биологического оружия был очевиден сразу. Прежде всего, довольно сложным оказалось локализовать очаги применения патогенов, чье бесконтрольное распространение может нанести больший вред тому, кто использовал оружие. Заражение же местности на долгие годы способно стать препятствием для того, чтобы воспользоваться плодами победы, даже в случае его успешного применения. Кроме того, поскольку в основе биологического оружия лежат живые микроорганизмы, их поведение во внешней среде может стать непредсказуемым из-за естественного хода их эволюции ввиду мутаций. Таким образом, главная опасность использования биологического оружия заключается в сложности его целевого и безопасного применения.
По этой причине, уже после Первой мировой войны, одним из трагических символов которой не случайно стал противогаз, в 1925 г. в Женеве страны заключили Протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств[3]. Женевский протокол 1925 г. был первым в своем роде международным соглашением, запрещавшим использовать в качестве оружия массового поражения химические соединения и живые микроорганизмы, однако он не устанавливал юридический запрет на изучение, производство, накопление и владение подобным типом вооружений, поэтому, так же, как и вся построенная после войны Версальско-вашингтонская система не смогла обеспечить мир и стабильность международной политической системы, недолговечным и малоэффективным оказался режим нераспространения биологического оружия.
Мощнейший импульс развитию биологического оружия дала Вторая мировая война. Сама логика глобального противостояния стран на уничтожение диктовала сторонам конфликта необходимость овладения самым смертоносными и массовыми видами вооружений. Широко известны случаи использования японскими милитаристами бактериологического оружия в Монголии и Китае и проведения на секретных испытательных полигонах экспериментов со смертоносными патогенами над пленными китайцами. Также зафиксированы случаи проведения исследований и испытаний биологического оружия Германией и Великобританией[4].
Однако самый ощутимый прогресс в области исследований биологического оружия был достигнут Соединенными Штатами Америки. Программа разработки биологических вооружений США была утверждена президентом Рузвельтом в 1942 г., хотя отдельные исследования проводились уже в 1941 г. В 1943 г. в условиях строжайшей секретности в научно-исследовательском центре в Кэмп Детрике (город Фредерик, штат Мэрилэнд) над созданием американской биологического оружия трудилось 3800 военных и 100 гражданских специалистов[5]. Хотя приоритет в американской программе биовооружений был сделан в сторону оборонительных мер и технологий, а в ходе боевых действий, несмотря на наличие таких планов[6], биологическое оружие не было использовано, закончили войну США со значительным преимуществом в сфере наступательных биологических вооружений.
Начавшееся после Второй мировой войны глобальное противостояние США с СССР и коммунистическим блоком дало новый импульс развития американской программе биовооружений. В 1950-1960 гг. ее объемы и масштабы были существенно увеличены, причем как в области оборонительных, так и наступательных средств. Во времена корейской войны, в начале 50-х гг. XX в., под предлогом угрозы биологической атаки со стороны Северной Кореи и Китая, в Соединенных Штатах начались полевые испытания. Исследовательский центр в Кэмп Детрике (c 1956 г. Форт Детрик) был модернизирован и расширен, началось накопление арсенала биологического оружия, в частности снарядов с патогенами, вызывающими бруцеллез, туляремию, болезни зерновых культур[7]. Однако после того, как в 1960-е гг. данная информация стала достоянием широкой общественности, осудившей такого рода правительственную политику, ее акцент был смещен в сторону не летальных, временно выводящих из строя силы потенциального противника средств и технологий.
Поворотным моментом в истории американских биологических вооружений стала вьетнамская война (1964-1975 гг.). Распыление американскими ВВС над вьетнамскими лесами дефолиантов (химический состав, уничтожающий живую растительность) и колоссальный непредвиденный ущерб, нанесенный экосистеме Вьетнама[8], наглядно продемонстрировали сколь разрушительными могут оказаться последствия применения подобного рода оружия. Из-за высокой степени поражения, массового характера воздействия и относительной дешевизны производства химическое и схожее по механизму действия биологическое оружие было признано «ядерной бомбой для бедных». В условиях крайне низкой популярности вьетнамской войны и роста недовольства политикой США как внутри страны, так и во всем мире, американское правительство было вынуждено пересмотреть свою политику в области химического и биологического оружия массового поражения.
Возникшая как реакция на угрозу со стороны Японии американская программа биовооружений по аналогии с ядерной доктриной долгое время базировалась на принципах сдерживания и симметричного удара возмездия[9]. Но в 1969 г. президент США Р. Никсон положил этому конец. Выступая 25 ноября в комнате Рузвельта в Белом доме, президент заявил о том, что Соединенные Штаты ратифицируют Женевский протокол 1925 г., который ранее они только подписали, тем самым отказываются от использования наступательного биологического оружия. Государственная программа биовооружений ограничивалась исследованиями в области защитных и превентивных мер, объявлялась конверсия производственных мощностей, а накопленные запасы биологического вооружений подлежали утилизации[10].
Сворачивание Соединенными Штатами своей программы биологических вооружений оказало стимулирующее действие на затянувшийся процесс формирования международно-правового режима контроля над биовооружениями и технологиями их производства. В 1972 г. США совместно с другими мировыми нациями заключили Конвенцию о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении (КБТО), согласно которой подписавшие ее стороны не только отказывались от применения биологического оружия в военных действиях, но также договорились уничтожить накопленные арсеналы биовооружений, прекратить любые исследования, промышленное производство и накопление самого оружия, оборудования, необходимого для его производства, и средств его доставки[11].
Несмотря на безусловный прогресс в укреплении международной безопасности, принятие КБТО окончательно не исключило угрозы распространения и применения биологических вооружений. У режима нераспространения сразу же выявились серьезные недостатки, главным среди которых стало отсутствие в конвенции механизмов контроля за его соблюдением. Не было создано независимого международного агентства (по типу Международного агентства по атомной энергетике, МАГАТЭ), что существенно усложняло и фактически делало невозможным проведение независимых международных экспертиз. Вдобавок к этому в конвенции имелись мелкие недочеты, такие как недостаточно четкое определение понятий (биологическое оружие, биологический агент, биологический терроризм), отсутствие четкого разграничения между мирными и военными программами и технологиями, нераспространение положений документа на частные корпорации и структуры, где проводится основная часть исследований[12].
Отсутствие обязательных механизмов контроля и недоверие стран друг к другу, подогреваемое реалиями Холодной войны, которая в 1980-е гг. из-за советской кампании в Афганистане вышла на новый виток эскалации, обусловили тот факт, что хоть и в существенно усеченном виде национальные программы развития биовооружений продолжили существовать. США и СССР регулярно обменивались обвинениями и подозревали друг друга в продолжении крупных исследовательских программ. Наиболее острая полемика возникла вокруг крупной утечки патогена сибирской язвы в Свердловске в 1979 г., которая указывала на наличие советской программы биовооружений, чей статус и характер оставались неясными[13].
Тем не менее с 1980-х гг. основная конкуренция между США и СССР разворачивалась не столько за обладание наиболее эффективными технологиями и вооружениями, сколько за лидерство в процессе разоружения и в установлении контроля за режимом нераспространения. Поэтому несмотря на сохраняющиеся между Москвой и Вашингтоном разногласия глобальный режим биологической безопасности продолжил укрепляться. Так, в 1987 г. генеральный секретарь ООН был наделен полномочиями инициировать международные расследования случаев вероятного использования биовооружений[14]. Для помощи ему в этом была организована особая профильная комиссия. В 1988 г. полномочия генерального секретаря были дополнены правом направлять специальные экспертные комиссии по просьбе любой страны-члена ООН для проведения расследования на месте[15].
Следующим серьезным испытанием как для американской программы биовооружений, так и для глобальной системы биологической безопасности стал распад СССР и ликвидация социалистического блока. Еще за несколько лет до этих событий на основе данных, переданных западным спецслужбам директором ленинградского Института особо чистых биопрепаратов Владимиром Пасечником, бежавшим в Великобританию в 1989 г., было установлено, что Советский Союз также имеет весьма продвинутую программу биовооружений[16]. Когда же СССР не стало, оказалось, что советское научно-техническое наследие гораздо богаче даже самых смелых оценок со стороны западных аналитиков, причем не только по количественным показателям, но и по качественным. На пике производственных мощностей в конце 1980-х гг. в советских лабораториях, объединенных в научно-производственный комплекс Биопрепарат, трудились 60 тыс. сотрудников, 9 тыс. из которых были ученые. Например, один только исследовательский центр в Бердске мог произвести до 2,5 млн. литров смертоносных патогенов[17].
В условиях глубокого политического кризиса, который переживали государства бывшего Советского Союза, возникла серьезная угроза хаотичного распространения накопленного военного потенциала и технологий производства вооружений. Вместе с тем, с распадом СССР Соединенным Штатам выпала уникальная возможность навсегда избавится от своего основного конкурента в мировой политике и не только установить свою единоличную военную монополию, в том числе и в области биологических вооружений, но и поставить режимом нераспространения под личный контроль. Поэтому в 1990-е гг. одной из важнейших задач американской политики в области биологической безопасности стало обеспечение контроля за советской биологической программой.
Для выполнения указанной задачи предусматривалось, во-первых, получить доступ к советскими производственно-исследовательскими центрам с целью обеспечения контроля над хранящимся там патогенами, во-вторых, оказать помощь и материальную поддержку работавшим на них научным сотрудникам для того, чтобы предотвратить возможность их сотрудничества с террористическими или преступными группами, в-третьих, провести сбор данных о советской исследовательской программе с целью их использования для укрепления обороноспособности США, и, наконец, в-четвертых, ликвидировать советский военный потенциал и утилизировать накопленный арсенал биологического оружия. Осуществление данного комплекса мер осложнялось тем, что некогда единый советский научно-производственный комплекс в новых геополитических реалиях оказался разрозненным между несколькими суверенными государствами.
Для осуществления обозначенных мер в ноябре 1991 г. Конгрессом США была утверждена предложенная сенаторами Сэмом Нанном и Ричардом Лугаром Программа совместного уменьшения угрозы (Cooperative Threat Reduction Program), шире известная по имени своих авторов как Программа Нанна-Лугара. Она предполагала оказание странам постсоветского пространства крупной финансовой помощи в обмен на их конструктивное сотрудничество в ликвидации накопленного за годы Холодной войны оружия массового поражения, разумеется, включая биологическое. Уже в 1992 г. для проведения программ по разоружению и ограничению распространения оружия массового поражения из американского бюджета было выделено 400 млн. долларов. Всего за годы действия программы в 1992-2012 гг. США потратили на нее 8,79 млрд. долларов[18].
Американская финансовая поддержка выделялась по разным правительственным каналам (государственный департамент, министерство сельского хозяйства, министерство здравоохранения, министерство энергетики, министерство торговли, агентство по охране окружающей среды) и через ряд неправительственных организаций (Национальная академия наук США, Фонд гражданских исследований и развития стран СНГ – The Civilian Research and Development Foundation for the Independent States of the Former Soviet Union, Коалиция промышленности Соединенных Штатов – The United States Industry Coalition), однако общим курированием программ разоружения на постсоветском пространстве занималось министерство обороны[19].
Стоит отметить, что Российская Федерация несмотря на общий прозападный в первые годы после распада СССР внешнеполитический курс неохотно шла на односторонний полный отказ от программы биовооружений и, как следствие, уникальных технологий, накопленных за годы ее существования. Однако из-за сложного экономического и политического положения Москва была не в состоянии сохранять контроль над объектами некогда единого производственного комплекса. Кроме того, Соединенные Штаты совместно с Великобританий объединенными усилиями оказывали беспрецедентное давление на Россию, поддавшись которому она все-таки была вынуждена начать полномасштабную программу разоружения[20]. В сентябре 1992 г. Великобритания, Россия и США выступили с трехсторонним заявлением, в котором выразили приверженность КБТО и договорились продолжить тесное сотрудничество для повышения эффективности режима нераспространения. Вдобавок Россия взяла ряд односторонних обязательств по интенсификации и повышению прозрачности процесса разоружения[21].
В отличие от России остальные республики бывшего СССР, напротив, охотно расставались с советским военным наследием. В Азербайджане, Армении, Грузии, Казахстане, Киргизии, Узбекистане и Украине остались огромные производственные мощности и хранилища биологических патогенов, что, учитывая отсутствие необходимой технической и материальной базы для обеспечения их безопасности, представляло серьезную угрозу. По этой причине правительства новых независимых государств охотно сотрудничали с Соединенными Штатами в вопросах разоружения и ликвидации военного биологического потенциала. Так, по Программе совместного уменьшения угрозы был уничтожен склад биологических вооружений в Степногорске (Казахстан) и проведены работы по устранению загрязнения на испытательном полигоне на острове Возрождения в Аральском море (Узбекистан).
Однако целью США было не только локализовать и ликвидировать угрозу распространения биологического оружия из стран бывшего СССР, но и создать механизмы для постоянного контроля за любого рода активностью в области биовооружений на постсоветском пространстве. Поэтому начиная с конца 1990-х Вашингтон начал активно заниматься модернизацией имеющейся в странах технической базы и созданием новой. К 2014 г. на средства США было модернизировано 39 лабораторий в Армении, Грузии, Казахстане и Украине. Кроме того, в Азербайджане, Казахстане и Украине была открыта сеть Центральных референсных лабораторий (Central Reference Laboratories), в которых производится сбор и хранение биологических патогенов[22].
С устранением угрозы распространения оружия и технологий с территории бывшего СССР программа Вашингтона по укреплению контроля за биологической активностью не была прекращена. Напротив, меры по укреплению американского влияния в сфере биовооружений на постсоветском пространстве стали только первым шагом. Оказавшаяся крайне эффективной Программа совместного уменьшения угрозы с целью расширения областей применения была преобразована в программу Совместного биологического взаимодействия (Cooperative Biological Engagement), а сфера ее применения была расширена на Африку, Ближний Восток, Юго-Восточную Азию[23]. Серьезным обоснованием для продолжения данной политики стала серия террористических актов в США в 2001 г., включая рассылку спор сибирской язвы по почте, и формирование международной контртеррористической коалиции.
Фактически, победа в гонке биологических вооружений с СССР не только сделала США мощнейшим в мире государством по потенциалу в области биовооружений, но и позволила им закончить формирование международного режима нераспространения. При отсутствии сопоставимых конкурентов и коллективных международных надзорных органов США фактически стали монополистами в сфере биологических вооружений. Конечно, у этого обстоятельства есть определенные плюсы, поскольку американские специалисты и научно-исследовательские лаборатории занимаются борьбой с эпидемиями и загрязнением местности, проводят вакцинацию населения и осуществляют научный контроль за появлением новых очагов распространения патогенов, однако, вместе с тем, поскольку биотехнологии являются технологиями двойного назначения, попутно США значительно укрепляют свой военный потенциал. Монопольное лидерство в свою очередь предоставляет возможность для односторонних политических акций, как, например, это был во время иракского или сирийского кризиса, когда наличие у страны оружия массового поражения послужило причиной для прямого нарушения ее суверенитета.
По указанным причинам, как уже отмечалось выше, Москва крайне внимательно следит за деятельностью американских биологических лабораторий на постсоветском пространстве и по этой же причине является активным сторонником модернизации режима КБТО и придания ему более универсальной, а не американоцентричной формы. В контексте ухудшающихся американо-российских отношений деятельность американских биологических центров на постсоветском пространстве значительно подрывает безопасность России, а отсутствие независимых от США институтов и действенных механизмов для проведения наблюдательных и мониторинговых миссий делает ее положение еще более невыгодным. Стоит отметить, что Россия не одинока в своих опасениях. Ее доводы целиком поддерживает Иран, где считают, что наращивание американского потенциала на постсоветском пространстве угрожает не только безопасности России, но и Ирана, и Китая[24]. По сути, это и является одной из важнейших задач современной американской стратегии в области биологических вооружений, поскольку ограничение возможностей ключевых конкурентов способствует сохранению и укреплению монопольного положения Вашингтона.
Иван Сидоров для "Военно-политической аналитики"
[1] Замглавы МИД РФ вспомнил об угрозе применения биологического оружия // Интерфакс. 01.11.2017 URL: http://www.interfax.ru/russia/585701
[2] Коновалов П.П., Арсентьев О.В., Буянов А.Л., Низовцева С.А., Масляков В.В. Применение биологического оружия: история и современность // Современные проблемы науки и образования. 2014. № 6. URL: https://www.science-education.ru/ru/article/view?id=16621
[3] Протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств от 17 июня 1925 года // Международный комитет красного креста. URL: https://www.icrc.org/rus/resources/documents/misc/protocol-gases-170625.hum
[4] Medical Aspects of Chemical and Biological Warfare. Edited by Ronald F. Bellamy. Washington: Office of the Surgeon General, 1997. P. 417-418.
[5] Medical Aspects of Chemical and Biological Warfare. Edited by Ronald F. Bellamy. Washington: Office of the Surgeon General, 1997. P. 427.
[6] Bernstein B. J. The birth of the US biological-warfare program // Scientific American. 1987. № 256. P. 119.
[7] Medical Aspects of Chemical and Biological Warfare. Edited by Ronald F. Bellamy. Washington: Office of the Surgeon General, 1997. P. 429.
[8] Scott-Clark C., Levy A. Spectre orange // The Guardian. 03.03.2003 URL: https://www.theguardian.com/world/2003/mar/29/usa.adrianlevy
[9] Tucker J.B., Mahan E.R. President Nixon’s Decision to Renounce the U.S. Offensive Biological Weapons Program. Washington: National Defense University Press, 2009. P. 16.
[10] Richard Nixon Remarks Announcing Decisions on Chemical and Biological Defense Policies and Programs.
November 25, 1969 // The American Presidency Project. URL: http://www.presidency.ucsb.edu/ws/?pid=2344
[11] Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении // Официальный сайт ООН. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/bacweap.shtml
[12] Курзова В. Проблемы формирования международно-правового режима нераспространения биологического оружия // Legea si viata. 2015. № 6/3(282). С. 68-69.
[13] Tucker J.B., Mahan E.R. President Nixon’s Decision to Renounce the U.S. Offensive Biological Weapons Program. Washington: National Defense University Press, 2009. P. 17.
[14] Resolution UN GA 42nd session A/RES/42/37 [A-C], 30.11.1987. URL: http://www.un.org/documents/ga/res/42/a42r037.htm
[15] Resolution UN SC S/RES/620, 26.08.1988. URL: http://www.un.org/en/ga/search/view_doc.asp?symbol=S/RES/620(1988)
[16] Дубинский В. Биологическое оружие: специальная программа СССР // RFE/RL. 20.08.2012 URL: https://www.svoboda.org/a/24682647.html
[17] Cook M.S., Wolf A.F. Preventing Proliferation of Biological Weapons:
U.S. Assistance to the Former Soviet States. Issue Brief for Congress. Washington, D.C.: Congressional Research Service, 2002. P. 2-4.
[18] Козичев Е. Как работала программа Нанна-Лугара. История вопроса // Коммерсант. 2012. № 190. С. 7.
[19] Cook M.S., Wolf A.F. Preventing Proliferation of Biological Weapons:
U.S. Assistance to the Former Soviet States. Issue Brief for Congress. Washington, D.C.: Congressional Research Service, 2002. P. 8-13.
[20] Moodie M. The Soviet Union, Russia, and the biological and toxin weapons convention // The Nonproliferation Review. Vol. 8. 2001. № 1. P. 62.
[21] Joint US/UK/Russian Statement of Biological Weapons / Leitenberg M., Zilinskas R.A., Kuhn J.H. The Soviet Biological Weapons Program: a history. London: Harvard University Press, 2012. P. 733-735.
[22] Nikitin M.B., Woolf A.F. The Evolution of Cooperative Threat Reduction: Issues for Congress. Issue Brief for Congress. Washington, D.C.: Congressional Research Service, 2014. P. 39-40.
[23] Young S., Willis H.H., Moore M., Engstrom J. Measuring Cooperative Biological Engagement Program (CBEP). Performance Capacities, Capabilities, and Sustainability Enablers for Biorisk Management and Biosurveillance. Santa Monica: RAND, 2014. P. 4-5.
[24] Pentagon’s biological bomb to target Russia, Iran and China // AhlulBayt. 19.08.2017 URL: http://en.abna24.com/news/comment/pentagon%E2%80%99s-biological-bomb-to-target-russia-iran-and-china_849319.html