Возвращение России на Ближний Восток
Решение Москвы о начале ограниченного присутствия российских вооруженных сил в Сирийской Арабской Республике от 30 сентября 2015 г. было воспринято российским и мировым экспертным сообществом весьма неоднозначно. Многие охарактеризовали его как вынужденный, авантюрный шаг, продиктованный необходимостью преодолевать международную изоляцию, в которой Россия оказалась после украинского кризиса. Эксперты предсказывали безрезультативность сирийской операции и предупреждали об опасности повторения афганского сценария, когда более чем за 10 лет военных действий Советский Союз не решил поставленных задач и понес серьезные потери. В действительности же развитие ситуации в Сирии и в целом в регионе продемонстрировало, что решение России о включении в большую политику Ближнего Востока было глубоко мотивированным, просчитанным и своевременным. После вывода основного контингента вооруженных сил Соединенных Штатов, которые на протяжение 10 лет занимались конструированием ориентированной на американские интересы системы международных отношений на Ближнем Востоке, в регионе образовался ощутимый вакуум силы. Высокая стоимость и низкая результативность американской политики стали горьким примером для многих акторов международной политики, которые не торопились занять место отошедшего в сторону лидера. При отсутствии в регионе игрока, способного исполнять координирующую функцию для поддержания стабильности региональной политической системы, вновь обострилась угроза международного терроризма. На почве разрушительного сирийского конфликта возникли новые мощные радикальные исламистские группировки ИГИЛ и Джебхат ан-Нусра (запрещены в России), которые стали угрожать безопасности не только Ближнего Востока, но и всего мира. Россия, как государство имеющее близкие границы к очагам нестабильности на Ближнем Востоке и ведущее многолетнюю антитеррористическую кампанию внутри страны, оказалась под прямой угрозой от новых террористических образований, которые в 2014-2015 гг. активно распространяли свое влияние на территории Сирии и Ирака и угрожали продолжить свою экспансию на Кавказ, Афганистан и Север Африки. Вдобавок к этому в крайне тяжелом положении оказалось правительство сирийского президента Башара Асада, с которым Москву связывают союзнические отношения. Предложение российского президента В. Путина о ликвидации сирийских запасов химического оружия под международным контролем могло прекратить сирийскую войну еще в 2013 г., однако нежелание США и их союзников договариваться с правительством Асада, которое они признавали нелегитимным, привело к дальнейшему разрушению сирийской государственности и распространению террористической угрозы. По этим причинам Россия в 2015 г. приняла официальное приглашение сирийского правительства и начала на территории Сирийской Арабской Республики совместные с сирийской армией военные действия.Успехи российской армии
Особенностью российской операции в Сирии стало то, что в ее основу были положены новые для российских вооруженных сил принципы военного искусства. Вместо сухопутных войск, которые исторически составляли основу военной тактики российской армии, в рамках сирийской кампании упор был сделан на боевую авиацию, морской флот и войска специального назначения. В качестве генеральной стратегии Россией была опробована концепция «войны нового поколения» в варианте, подготовленном Начальником Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации, генералом армии В.В. Герасимовым, которая базируется на идее достижения победы путем сочетания военных операций с экономическими, политическими, информационными и гуманитарными методами воздействия. Итог применения новой тактики и современного вооружения превзошел даже самые оптимистичные прогнозы. Если на момент начала операции российских вооруженных сил в Сирии правительство Асада контролировало только 8% территории страны, то по состоянию на 21 августа 2018 г. государственная власть была восстановлена на 96,5% площади республики. Террористические и повстанческие группировки были выбиты из ключевых населенных пунктов и оттеснены к границам Сирийской Республики. Российская авиация совершила более 39 тыс. боевых вылетов, силы ВМФ провели 189 боевых походов, по позициям бандформирований было нанесено 100 ударов крылатыми ракетами. В результате террористическим группировкам в Сирии было нанесено тяжелое поражение: более 121 тыс. объектов террористов было уничтожено, ликвидировано 830 командиров и более 86 тыс. боевиков, включая 4500 из стран СНГ[1]. При поддержке российских военных специалистов и советников проведена работа по восстановлению боеспособности сирийской армии. В частности, был сформирован 5 добровольческий штурмовой корпус – одна из самых эффективных боевых единиц обновленной сирийской армии, которая принимала участие в наиболее сложных и опасных операциях по освобождению Пальмиры, Дейр эз-Зора и Акербата. На бронетанковом заводе в Хомсе российские инженеры организовали работу по ремонту тяжелого вооружения и военной техники сирийской армии. Таким образом было восстановлено 4710 единиц бронетехники. Российскими саперами было разминировано более 19 тыс. зданий. В международном противоминном центре ВС РФ прошли подготовку 1245 военнослужащих сирийской армии. Военные успехи России в Сирии существенно повысили ее авторитет на Ближнем Востоке, что позволило ей привлечь на свою сторону несколько влиятельных стран региона. Совместно с Сирией, Ираком и Ираном Россия создала военную коалицию по противоборству новым террористическим угрозам, которая оказалась гораздо более эффективной, чем насчитывающая около трех десятков стран коалиция во главе с США. В Астане был организован переговорный процесс между представителями сирийского правительства и оппозиции, гарантом которого совместно с Россией и Ираном выступила Турция, обычно предпочитавшая держаться в стороне от чужих политических инициатив в Сирии. Наконец, благодаря действиям российской армии была возобновлена миротворческая миссия ООН на линии разграничения Израиля и Сирии на Голанских высотах. Но, пожалуй, самым серьезным завоеванием России в Сирии стало сохранение контроля над военными базами в средиземноморском бассейне – в Тартусе и Хмеймиме. В декабре 2017 г. между Дамаском и Москвой было подписано соглашение, в соответствии с которым срок размещения Россией военных объектов в Сирии увеличивается до 49 лет с автоматической пролонгацией аренды каждые 25 лет. Российско-сирийское соглашение стало не только существенной дипломатической победой РФ, но и военной, поскольку оно обеспечивает возможность долгосрочного присутствия российских вооруженных сил в стратегически важной точке Ближнего Востока, что с учетом технических возможностей современного вооружения позволяет контролировать обширное пространство, включающее Восточное Средиземноморье, северо-запад Африки (Египет) и большую часть Ближнего Востока (Турция, Ирак, зона арабо-израильского конфликта).Экономические последствия
Военные победы на сирийском театре боевых действий предоставили России возможность расширить экономическое влияние на Ближнем Востоке. Прежде всего, успехи российской армии продемонстрировали всему миру эффективность нового российского вооружения, что привело значительному увеличению спроса на него. В период с 2016 по 2017 г. совокупный объем заказов на российское оружие вырос с 1.5 млрд до 8 млрд долларов. При этом рост экспорта произошёл не только за счет торговли с традиционными для российских компаний партнерами, но и путем вхождения на рынки стран, где долгое время доминировали западные корпорации, например, Египта и Турции. После решения американского правительства о приостановлении военных дотаций в Египет Россия стала крупнейшим поставщиком в страну самолетов и вертолетов, а конфликт Турции с НАТО после попытки свергнуть Эрдогана сторонниками Гюлена в июле 2016 г. позволил Москве договориться с Анкарой о продаже зенитно-ракетных систем С-400[2]. Поскольку Россия является одним из крупнейших мировых экспортеров энергоресурсов, обширные интересы Москвы на Ближнем Востоке связаны с нефтегазовым сектором. Долгое время между Россией и арабскими странами-членами ОПЕК существовали противоречия по вопросу ценообразования, однако по мере включения в региональную политику в ходе сирийской кампании России удалось достичь с ними взаимопонимания. Наиболее значительный прорыв был совершен в отношениях с Саудовской Аравией. В декабре 2016 г. Москва и Эр-Рияд договорились о сокращении уровня добычи нефти, благодаря чему удалось приостановить начавшееся в 2014 г. падение мировых цен углеводороды. В марте 2018 г. наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед ибн Салман на одной из пресс-конференций отметил, что российско-саудовская договоренность оказалась столь эффективной, что страны начали работу над документом, который зафиксирует глобальное сотрудничество в нефтяной сфере на срок от 10 до 20 лет. В ходе переговоров России и Саудовской Аравии выяснилось, что страны объединяет не только общее видение мировых энергетических рынков, но и прямая взаимная выгода. С целью сохранения высокого экспортного потенциала Саудовская Аравия стремится сократить уровень внутреннего потребления нефти, для чего ей необходимо увеличить долю альтернативных источников энергии, в частности сжижженного природного газа и атомной энергии. Потребность Саудовской Аравии способна удовлетворить Россия, которая является одним из мировых лидеров в атомной энергетике, а после создания нового центра газодобычи в Арктике успешно осваивает мировой рынок сжижженого газа. Во время визита саудовского короля в Москву в октябре 2017 г. Москва и Эр-Рияд заключили ряд энергетических контрактов общим объемом более 3 млрд. долларов, что заложило основу двустороннего энергетического сотрудничества между Россией и Саудовской Аравией[3]. Атомная энергетика стала еще одной сферой, в которой были достигнуты серьезные успехи на Ближнем Востоке. Россия выполняет заказы на строительство атомных реакторов в Турции, Египте, Иордании и Иране. Для координации работы атомного сектора на Ближнем Востоке и поиска возможностей для расширения круга клиентов, прежде всего в зоне Персидского залива, в 2016 г. российская госкорпорация Росатом открыла в Дубае региональный офис. Также совершенно новым направлением экономической политики России на Ближнем Востоке стало финансовое и инвестиционное сотрудничество со странами региона. Начато оно было в 2014 г. в качестве элемента противодействия антироссийским санкциям и не прекратилось даже после введения ограничений против ряда российских финансовых институтов. Российский фонд прямых инвестиций совместно с фондами Бахрейна, Катара, Саудовской Аравии и ОАЭ профинансировал несколько коммерческих проектов в сфере инфраструктуры и сельского хозяйства.Россия – региональный медиатор
За несколько последних лет экономическое и военное влияние России на Ближнем Востоке стало столь ощутимым, что возникла необходимость оценки ее политической роли в регионе. Изначальное предположение о том, что, вступая в сирийский конфликт на стороне Б. Асада, Россия автоматически присоединяется к шиитскому фронту (Ирак, Иран, Сирия, Хезболла), оказался ложным. Ей не только удалось избежать попадания в те или иные политические блоки, но и использовать геополитику Ближнего Востока в собственных интересах. Москва нашла рычаги воздействия на большинство ключевых стран региона – интересы в нефтегазовом секторе для Саудовской Аравии, сирийское урегулирование для Ирана, безопасность для Турции, безопасность и диаспоральные связи для Израиля, экспорт оружия для Египта, в результате чего открыла себе дорогу в персидский Залив и на Север Африки[4]. Разумеется, успехи российской политики на Ближнем Востоке особенно на фоне провала американской стратегии привлекли пристальное внимание западных специалистов, прежде всего американских. Эксперты американского аналитического центра Корпорация Рэнд (Rand Corporation) считают, что причина эффективности российской политики на Ближнем Востоке заключается в том, что она в отличие от американской стратегии лишена какой бы то ни было идеологической подоплеки и строится исключительно на базе прагматического расчета. Признавая ее очевидную результативность в краткосрочной перспективе, аналитики Корпорация Рэнд исключают возможность сохранения текущих темпов российской дипломатической экспансии в долгосрочной перспективе, поскольку Россия, по их мнению, не обладает достаточными экономическими, информационными и военными ресурсами, в частности для проведения полномасштабных операций[5]. Однако главным отличием российского подхода к ближневосточной политике от американского заключается не в отсутствии идеологии, а в противоположном отношении к Ближнему Востоку. В отличие от США Россия не ставит себя выше, не выступает в роли цивилизатора и не пытается навязать странам Ближнего Востока определенную идеологическую модель, грубо нарушая их суверенитет, а выстраивает с ними диалог как с равными партнерами на принципах международного права, одинаково уважая суверенитет каждого государства региона. Даже прямое военное вмешательство со стороны России имеет пределы, поскольку одной из важнейших принципов ее политики является сохранение регионального статуса-кво. Фактически современная российская политика на Ближнем Востоке продолжает принципы киссинджеровской челночной дипломатии, благодаря которой в конце 1970-х гг. удалось примирить Израиль с Египтом, с той лишь разницей, что в отличие от США безопасность России напрямую связана со стабильностью Ближнего Востока, а потому, исполняя функцию регионального посредника, Москва стремится к учету гораздо более широкого круга интересов и факторов. Политический процесс на Ближнем Востоке протекает через постоянную конкуренцию приблизительно равных по потенциалу стран, из-за чего локальные конфликты являются столь затяжными и трудноразрешимыми. В этой связи ближневосточные страны глубоко заинтересованы в появлении в регионе посредника, который помогал бы преодолевать региональные противоречия, не усугубляя ситуацию проектами чуждыми региону, как это пытались сделать США. Ближний Восток нуждается в медиаторе, роль которого способна взять на себя Россия, чья региональная модель политики продемонстрировала крайне высокую эффективность в ходе сирийского конфликта. Конечно, российская политическая модель не может гарантировать абсолютную безопасность на Ближнем Востоке, однако присутствие России становится общерегиональным фактором стабильности. Более того, как отмечается в докладе американского исследовательского центра Джеймстаун Фаундейшн (The Jamestown Foundation), благодаря локальной военной победе у России появился шанс обеспечить долгосрочное присутствие в регионе путем формирования новой системы коллективной безопасности на Ближнем Востоке[6]. Ее интегральной частью вполне может стать Организация договора коллективной безопасности, которая с одной стороны уже довольно долгое время занимается борьбой с террористическими угрозами на постсоветском пространстве, а с другой ищет новые направления сотрудничества, которые позволил ли бы укрепить отношения между участниками организации и усилить ее влияние в мировых политических процессах. При этом российское присутствие на Ближнем Востоке не исключает сотрудничества с США и Европой, а напротив, способно сделать политику стран Запада в регионе более легальной, поскольку в лице России у ближневосточных государств появилась альтернатива западному влиянию. Однако недавние заявления МИД США и Великобритании о готовности применять силу в ответ на новые зафиксированные факты использования химического оружия в Сирии, говорят о том, что западные политики ищут любой повод для того, чтобы вывести Россию из региональной игры, даже путем ослабления стабильности региона, что свидетельствует не только о специфическом отношении к России на Западе, но ко всему Ближнему Востоку. Иван Сидоров, для Военно-Политической аналитикиПримечания
- Минобороны отчиталось о военной операции в Сирии // Российская Газета. 22.08.2018 URL
- Meliksetian V. Russia’s Middle East Strategy Explained // OilPrice. 03. 07.2018 URL
- Mammadov R. How sustainable is Russian-Saudi energy cooperation? // Middle East Institute. 17.04.2018 URL
- Trenin D. Russia in The Middle East: Moscow’s Objectives, Priorities, and Policy Drivers // Carnegie Endowment for International Peace. 05.05.2018 URL
- Sladden J., Wasser B., Connable B., Grand-Clement S. Russian Strategy in the Middle East. Santa Monica: Rand Corporation, 2017. P. 9-10.
- Barmin Yu. Russia in the Middle East until 2024: From Hard Power to Sustainable Influence // The Jamestown Foundation. 08.03.2018 URL