В исторических работах и публицистических материалах, увидевших свет в последние годы, приводятся веские свидетельства тесной обусловленности военно-политического сближения между Советской Россией и кемалистской Турцией необходимостью совместного противостояния Антанте. При этом формально РСФСР не преследовала цели «советизации» Турции, по примеру Закавказья в 1920-21 годах. Но фактически безвозмездная советская помощь кемалистам в первой половине – середине 1920-х годов убеждала их в том, что уже не Турция зависит от «северного соседа», а скорее наоборот. Однако сближение большевиков Москвы и националистов Ангоры очень быстро сменилось переориентацией последних на вчерашних врагов (Париж и Лондон) параллельно возрождению пантюркистстких и более широких экспансионистских планов в политике Мустафы Кемаля и его преемников.
Иными словами, из временного «подспорья» в советизации Закавказья (и прежде всего Азербайджана с критически важным для энергетической безопасности Советской России бакинским нефтяным районом) Турция превратилась для неё (а с 1922 г. и для СССР) в новую проблему. На рубеже 1920-х – 1930-х годов вокруг переживающей сложности становления социалистической державы усиленно формировался фронт враждебных государств – от Финляндии до Японии. Только за 1923-1933 годы, объем импорта вооружений с Запада вырос с 30 до почти 40% стоимости всего импорта Турции за тот же период, что свидетельствовало об усиленной милитаризации страны, сохранявшей неформальные рычаги влияния на множество народов СССР. Заметим, что полная история многочисленных восстаний в этот период в районах компактного либо преимущественного проживания мусульман в Средней Азии, в Поволжье и на Кавказе и аспекты участия в них внешних сил, по большому счёту, пока не написана.
В дальнейшем «прозападный» и, одновременно, пантюркистский акценты во внешней политике Турции лишь нарастали, причём по всем направлениям. Нарочитыми проявлениями такого курса стали, во-первых, аннексия Турцией в 1939-1940 гг. северо-западного приморского региона Сирии (Александреттский санджак), статус которого Дамаск периодически оспаривает до сих пор. Во-вторых – это соучастие Анкары в англо-французском плане «Топливо» по оккупации Советского Закавказья в 1940 году и планы оккупации «Мосульского вилайета» (нефтегазоносный север Ирака в 1940-41 гг.), что едва не случилось весной 1941 г. при соучастии Германии и Италии. Факторами сдерживания стали для турок совместная советско-британская операция в Иране (1941 г.), вступление Ирака в войну с Германией и ее союзниками и установление советско-иракских дипотношений (1943 г.). Тем не менее, аналогичные планы в отношении Сирии и Ирака Анкара не без успеха реализует и сегодня, что свидетельствует о преемственности экспансионистского при смене светской риторики кемалистов на исламизим и неоосманизм Эрбакана и Эрдогана.
Апофеозом и логическим следствием такой политики Турции стало подписание договора «О дружбе и ненападении» с нацистской Германией 18 июня 1941 года, то есть, за 4 дня до нацистского вторжения в СССР. Вступлению Турции в войну с СССР на стороне Германии, как известно, помешал лишь разгром вермахта под Сталинградом в начале 1943 года, что и поныне хорошо помнят в Армении.
Разумеется, всё это, как и некоторые сопутствующие обстоятельства, обусловили вектор советской политики на возвращение Советскому Союзу районов Армении и Грузии, переданных «новой Турции» в 1920-21 гг. фактически волею Москвы, оказавшейся вынужденной удовлетворять территориальные аппетиты своих эфемерных «союзников».
Прогерманский крен Турции в годы войны усиливал политический прессинг на неё СССР с 1945 года. В частности, речь идёт об официальных советских требованиях 1945-53 гг. о решающих функциях советско-турецкого контроля с участием Греции за черноморско-эгейскими проливами, что поддерживалось Афинами, и о возвращении сухопутной границы, существовавшей на 1 января 1914 года. Разумеется, в США и Великобритании предвидели осложнение советско-турецких отношений вскоре после разгрома Германии. Известное геостратегическое положение ближневосточной страны и отлаженное взаимодействие турецкой и западных разведок, особенно в их обоюдной стратегии против СССР, предопределили поддержу Анкары Западом в её противостоянии с СССР уже в первые послевоенные годы и в последующие десятилетия. Вступление Турции в НАТО в 1952 г. окончательно закрыло возможность пересмотра границ на Кавказе, необходимость которого так или иначе отражалось в советский внешнеполитической риторике и научных публикациях вплоть до 1953 гг. (1)
Руководство созданного в 1949 г. блока НАТО уже на следующий год объявило о формировании Средневосточного командования с участием Турции, Ирака (и Греции), что вызвало решительные протесты со стороны СССР. Однако реальными рычагами против такой политики НАТО и Анкары Москва не располагала, тем более – на фоне разрабатываемых уже на рубеже 1949 – 1950 гг. планов вторжения стран НАТО в СССР с участием Турции.
Возможным союзником Москвы в её турецкой политике мог быть Иран – из-за просоветских симпатий шахиншаха и споров о статусе многих участков ирано-турецкой границы протяжённостью 545 км (часть этих споров поныне не урегулирована). Но советские попытки «экспроприировать» иранский Азербайджан в Курдистан («Мехабадская республика») в 1945-47 гг. весомо укрепили военно-политический союз Тегерана с Вашингтоном и Лондоном (по крайней мере, до середины 1960-х годов).
Сказывалась также ситуация «ни войны, ни мира» в советско-югославских отношениях в 1948-53 гг. К тому же, турецкая компартия, вследствие советской поддержке кемалистов, была почти полностью разгромлена, на что в СССР не реагировали вплоть до середины 1940-х годов.
Вследствие упомянутых факторов, кончина Иосифа Сталина стала фактическим поводом для быстрой смены конфронтационной линии Москвы в отношении Турции. Уже 11 марта 1953 года В. Молотов принял прибывшую на похороны И. Сталина турецкую делегацию во главе с заместителем министра иностранных дел Дж. Ачыкалыном, в начале которой заявил: «Поскольку правительство Турции приняло решение направить делегацию в Москву в эти траурные дни, советское правительство отнеслось к этому положительно. Многие вопросы взаимоотношений решаемы на основе взаимоуважения и учета взаимных интересов». Схожее мнение высказал и Ачыкалын. А 30 мая 1953 года Молотов пригласил посла Турции Фаика Хозара в МИД СССР, «чтобы от имени советского правительства сделать заявление о советско-турецких отношениях». В нём говорилось: «Как известно, вопрос об урегулировании советско-турецких отношений затрагивался в официальных беседах представителей обоих государств несколько лет тому назад. В этих беседах фигурировали территориальные претензии Армянской ССР и Грузинской ССР к Турции, а также соображения советского правительства относительно Проливов. Во имя сохранения добрососедских отношений и укрепления мира и безопасности, правительства Армении и Грузии сочли возможным отказаться от своих территориальных претензий к Турции. Что же касается вопроса о Проливах, то советское правительство пересмотрело свое прежнее мнение по этому вопросу. Таким образом, Советское правительство заявляет, что СССР не имеет никаких территориальных претензий к Турции» (АВП РФ, ф.0132, оп.36, п.324, д.5, л.11-13).
Огульно и сфальсифицировано осудил сталинскую послевоенную политику в отношении Турции печально известный Хрущёв на пленуме ЦК КПСС в июне 1957 года: «...Ведь с турками у нас были отношения близких друзей. Почетным гражданином гор. Измира остаётся тов. Ворошилов. Разбили немцев, и голова пошла кругом. Турки – товарищи, друзья (выделено нами – Ред.).Нет, давайте напишем ноту, и сразу Дарданеллы отдадут. Таких дураков нет. Дарданеллы – не Турция, там сидит узел государств. Нет, взяли ноту специальную написали и плюнули в морду туркам» (Российский государственный архив новейшей истории, ф.2, оп.1, д.161, л.223-224).
Такая линия Москвы ещё более усилила преимущественный учёт турецких интересов в двустороннем внешнеполитическом диалоге. Поэтому в дальнейшем именно Турция была среди основных «препятствий» для советской политики на Ближнем и Среднем Востоке. Возрастающая роль этой страны в системе НАТО вынуждала Москву к большему прагматизму в отношении Анкары и к её политике в отношении Сирии и Ирака.
Так, на официальном уровне Москва никак не реагировала на периодические претензии дружественной СССР Сирии на Александреттский (Искендерунский) регион, отторгнутый Турцией в 1939 г. Несмотря на некоторые подвижки во внутренней политике (строительство в Ереване мемориального комплекса Цицернакаберд), не признавался факт турецкого геноцида армян и греков. Не осуждались военные провокации Турции против Греции в Эгейском море. С 1954 года снова стала замалчиваться тема репрессий против турецких коммунистов, что привело к созданию к созданию в стране (с помощью КНР и Албании) к концу 1960-х годоа «альтернативной» сталинско-маоцзэдуновской «марксистско-ленинской» компартии. А оккупация Турцией Северного Кипра в 1974 г., сопровождавшаяся репрессиями против греков и других христиан, хотя и вызвала официальное осуждение со стороны МИДа СССР, никак не повлияла на дальнейшее развитие советско-турецкого экономического сотрудничества.
Характерный штрих: в 1969 году СССР опротестовал объявленную ООН неприменимость срока давности к военным преступлениям и к преступлениям против человечности. Согласно Указу Президиума Верховного совета СССР от 11 марта 1969 г.:
Одобренную Советом Министров СССР и представленную на ратификацию Конвенцию о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества, подписанную представителем СССР в Нью-Йорке 6 января 1969 года, ратифицировать со следующим заявлением:
«Союз Советских Социалистических Республик заявляет, что положения статей V и VII Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества, препятствующие некоторым государствам подписать эту Конвенцию или присоединиться к ней, противоречат принципу суверенного равенства государств».
Такая позиция, конечно, укрепляла советско-турецкие отношения, но одновременно стала стимулом для подспудного распространения антисоветских настроений, как в Армении, так и в зарубежной армянской диаспоре, довольно влиятельной в некоторых странах.
Несмотря установление в конце 1950-х годов дружественных отношений между СССР и Ираком, Москва официально не выступала против притязаний Турции на северную часть страны. Не изменил ситуацию в этом вопросе ни советско-иракский договор «О дружбе» 1972 года, ни военно-техническая и внешнеполитическая поддержка Ирака Москвой с начала 1960-х годов. Более того, курдский сепаратизм использовался для «дополнительного» прессинга на Багдад, с целью обеспечения его большей податливости. Известно, например, что еще осенью 1960 г. руководство сепаратистской «Демократической партии Курдистана», неофициально поддерживаемой Турцией со времени создания этой партии (во второй половине 1950-х годов), побывало в Москве под предлогом Октябрьских торжеств и провело там успешные переговоры о снабжении оружием и финансовой поддержке военных отрядов местных курдов. Такая поддержка периодически продолжалась до начала 1980-х включительно.
Против такого курса выступала созданная в середине 1930-х годов иракская компартия, однако с подачи Москвы она, всегда подвергавшаяся репрессиям властей, была практически разгромлена при А. Хасане аль-Бакре и С. Хусейне. А к 1976 году уцелевшие коммунистические группы Ирака трансформировались, опять же, в непросоветскую сталинско-маоцзэудуновскую «марксистко-ленинскую» компартию, действовавшую в подпльне почти 30 лет (см. Tareq Ismael, «The Rise and Fall of the Communist Party od Iraq”, Cambridge University (USA), 2008). В конечном итоге, Москва «потеряла» не только коммунистическое движение в Ираке, как и в Турции, но на рубеже 80-х/90-х – и сам Ирак, причём последнее совпало по времени с кризисом и распадом самого СССР.
…К концу 1980-х годов турецкая политика в отношении СССР по мере его быстрого ослабления всё больше приобретала агрессивно-экспансионистские черты. Неформальная (но оттого не менее осязаемая) одной из сторон в нагорно-карабахском конфликте получила окончательную легитимацию после 1991 года, уже в рамках отношений между независимыми государствами. Одновременно ужесточается блокада Армении, что является одной из форм ведения военных действий. Широко известен «турецкий след» в давней, притом разнообразной поддержке чеченских, крымско-татарских сепаратистов, национал-экстремистов в Средней Азии, Поволжье и некоторых других регионах. Обобщая, можно сказать, что линия на уступки турецким партнёрам сослужила Советскому Союзу и его политике на Ближнем Востоке не самую хорошую службу, о чём не мешало бы помнить и сегодня.
Алексей Балиев
Примечание
(1) Почти все эти тенденции и изменения в «турецкой» политике Советского Союза были отражены 70 лет тому назад в исследовании известного историка и публициста, чл.-корр. АН Армянской ССР Цатура Агаяна (1912-1982) «Советская Армения за 30 лет», опубликованном в Известиях АН Армянской ССР в 1950 г. N 12: «...Турецкие оккупанты продолжали еще свои грабительские действия в Александропольском узеде, откуда они вывозили решительно всё – сельскохозяйственные машины, паровозы, телеграфные и телефонные аппараты, автомобили, частное имущество и пр… Александропольский уезд опустошен, весь скот угнан, на станции концентрируются для отправки в Турцию громадные запасы зерна, отобранные в окрестных селениях, чем жители последних обрекутся на голодную смерть. Все трудоспособное мужское население в возрасте от 18 д о 50 лет силой угоняется из своих родных мест …В телеграмме от 21 января 1921 г. Совнаркома Армении Г.К. Орджоникидзе, главе Кавказского бюро ЦК РКП (б) отмечено: «Турки обнаглели окончательно. Их требования превышают наши возможности... Выкупы они превратили в систему и таким образом выкачивают последние соки из полуголодной страны. Страна обречена на голодную смерть. Масса случаев беспримерных зверств, не поддающихся описанию. Ясна тенденция вырезать всё население (ЦГА Арм. ССР, ф. 4, с. 114, д. 3, л. 16-17, 29)». Всё это делалось в канун подписания небезызвестных договоров Турции с РСФСР и республиками Закавказья о дружбе, ненападении и взаимных границах (весна 1921 года)! Таким образом, в Анкаре уже «зародыше» турецко-советских отношений прочно уверовали в приоритет своих интересов во взаимоотношениях с Москвой. Поэтому кемалистские отряды стремились также захватить районы Армении, которые не входили передаваемые Турции по Московскому договору (март 1921 г.): «...Советская Россия всячески добивалась вывода турецких войск из Александропольского уезда. 13 апреля 1921 г. представитель Советской России потребовал от командования турецких войск немедленного освобождения Александропольского уезда. Вскоре это требование было выполнено» (май-июнь 1921 г. – прим. ред.).