1 августа 1975 года по итогам стартовавшего в 1973 году «хельсинкского процесса», в столице Финляндии 35 государств, включая СССР, США, Канаду и Турцию, был подписан «Заключительный Акт по безопасности и сотрудничеству в Европе»; с сентября 1975 г. этот документ вступил в силу.
Таким образом, казалось бы, 45 лет тому назад удалось положить конец «холодной войне». Подписание документа, содержащего так называемую «третью корзину» (права человека) в немалой степени стало результатом усилий Советского Союза по развитию диалога, экономического сотрудничества при поддержании военно-политического паритета с коллективным Западом. Свои мотивы имелись также и у американских партнёров – достаточно вспомнить череду кризисов (Уотергейтский скандал 1972-1974 гг., «нефтяной» кризис 1973 г.) на фоне поражения во Вьетнамской войне (1965-1973 гг.). Кроме того, Вашингтон стремился перехватить инициативу у ФРГ в Западной Европе, удерживая её от излишней самостоятельности и чрезмерного экономического сближения с СССР.
Однако, как показали последующие события, Хельсинкский Акт содержал множество «подводных камней», по сути, нивелировавших его суть. А именно – в документе, вроде бы декларировавшем незыблемость границ в послевоенной Европе и территориальную целостность образующих её государств, не нашёл отражения вопрос об урегулировании актуальных на тот момент (и на сегодня) территориальных споров, или хотя бы намерение подойти к их решению. В последующие годы это привело к обострению межгосударственных территориальных конфликтов в европейско-средиземноморском регионе, обусловивших, как мы наблюдаем сегодня, резкий рост региональной конфронтации.
Между тем, последствия такой, мягко говоря, небрежности, прогнозировали еще в середине 1970-х власти в Албании под водительством Энвера Ходжи. Объявив о своём категорическом неприятии того, что в Тиране полагали хрущёвско-брежневским «ревизионизмом, эта страна оказалась единственной в Европе, отвергшей приглашение участвовать как в «хельсинкском процессе», так в подписании «Заключительного Акта». Характерно и то, что «застрельщики» хельсинкского процесса, включая СССР и США, предпочитали не оспаривать албанскую позицию (и тем более, её аргументацию), делая вид, что их не существует в природе.
Албанские власти призывали восточноевропейских «сателлитов Москвы» обратить внимание на то обстоятельство, что руководство СССР «в угоду Западу и, прежде всего, ФРГ» не стремится подробно уточнять послевоенные границы в Восточной Европе и требовать официального запрета западногерманского реваншизма. Такая политика, как полагал Э.Ходжа, чревата перспективой реализации реваншистских притязаний Бонна в случае ослабления СССР, ГДР и Организации Варшавского Договора. Аналогичную позицию высказывали нелегальная в 1960-х – 1980-х годах сталинистская («проалбанско-прокитайская») компартия Польши и ее бессменный лидер Казимеж Мияль, некоторые политические деятели ряда восточноевропейских социалистических стран.
Основания для подобных оценок имелись, и весьма серьёзные. Во-первых, в договорах начала – середины 1970-х годов СССР, Польши, ЧССР и ГДР с ФРГ нерушимость послевоенных границ этих социалистических стран с Западной Германией была отмечена лишь общими декларациями. В заключённых на рубеже 1940-х – 1950-х годов договорах СССР с ПНР и ГДР, как и ГДР с Польшей и Чехословакией, новые границы между этими странами фиксировались весьма подробно. Тирана и Пекин предлагали при заключении договоров в ФРГ на соответствующие территориальные положения хотя бы сослаться, однако сделано этого не было.
Во-вторых, в тех же договорах отсутствовали обязательства со стороны ФРГ отменить или хотя бы изменить ряд статей ее Основного закона (1949 г.), подтверждающих претензии на всю бывшую Пруссию, Померанию, Судеты, часть Силезии, а также на Австрию и на ряд регионов в Западной Европе, входивших в состав нацистской Германии. Соответственно, и 45 лет назад реваншистская суть этих статей проигнорирована и в Хельсинкском Акте. Напомним кратко, о чём речь. Так, статья 134 Основного закона ФРГ гласит: «Имущество бывшей Германии (не уточнено, в каких границах – здесь и далее прим. авт.) становится имуществом Федерации (то есть только ФРГ) и подлежит безвозмездной передаче компетентным учреждениям». Статья 135 звучит более определённо: «Долевая собственность бывшей земли Пруссии» (то есть, включая сопредельные с Калининградской областью районы Польши и Клайпедско-Неманский регион Литвы) в частных предприятиях переходит к Федерации».
Но почему именно Основной закон, а не Конституция? Ответ – в официальном разъяснении Ведомства печати и информации Федерального правительства (1999 г.): «Речь идет об основах конституционного регулирования в переходный период до воссоединения Германии. Такой выбор акцентирует географически ограниченную сферу действия (выделено нами – авт.) Основного закона». Иными словами, поглощение ГДР и Восточного Берлина Западной Германией в 1990 году – это лишь пролог, открывающий шлюзы для означенных притязаний, когда придет время…
Всё это стало причиной закулисной критики договоров с ФРГ также в Румынии, Югославии и КНДР. Лишь Китай с Албанией официально осуждали позицию СССР и находившихся под его влиянием стран по этим вопросам, но предложения прислушаться к их аргументам в Москве не были приняты во внимание.
В КНР и Албании считали, что пограничные статьи договоров СССР, Польши и Чехословакии с ГДР (первая половина 50-х) нужно было отметить в упомянутых соглашениях с ФРГ. Между тем, предложение дополнить готовящийся «Хельсинкский акт – 1975» специальным приложением со ссылками на новые границы в Восточной Европе, вкупе с рекомендацией Бонну пересмотреть реваншистские положения Основного Закона ФРГ, выглядело вполне логичным. «Иначе, – как отмечала «Жэньминь жибао» 14 августа 1970 года, – происходит предательство суверенитета ГДР и ряда других стран, стимулирующее реваншистские притязания со стороны Бонна». В КНР в сентябре 1970 года была издана на русском языке брошюра ЦК компартии и МИДа с подробным разъяснением позиции Пекина и с критикой «советского ревизионизма».
Албанская и китайская пропаганда того времени утверждала, что в угоду стремлению побыстрее договориться с Бонном относительно кредитно-технологической подпитки экспорта советских нефти и газа в ФРГ и некоторые другие страны Запада, тогдашнее руководство СССР закладывало бомбу бессрочного действия под территориальную целостность и суверенитет многих стран Восточной Европы. В перспективе подобного рода политика могла бы поставить под вопрос суверенитет СССР в калининградско – клайпедском регионе бывшей Восточной Пруссии.
Как отмечалось выше, все это осталось без внимания. Однако после распада СССР, ликвидации восточноевропейского социализма и Варшавского Договора, германский реваншизм – по крайней мере «неофициальный» – стал, как известно, более активным. Дополнительный импульс ему придало официальное признание в 1989 году горбачёвско-яковлевским руководством нелегитимности советско-германских политических соглашений 1939 года (1).
Кроме того, Албания поддержала предложения Республики Кипр отразить в Хельсинкском Акте неурегулированность границ Кипра с Турцией и нелегитимность внутрикипрской границы, установленной марионеточной «Турецкой Республикой Северного Кипра» после вторжения турок на остров летом 1974 года. Одновременно предлагалось определить статус четырёх «британских» районов (с 1960 года) с военными базами внутри Республики Кипр: являются ли их границы официальными границами Великобритании, и соответствует ли всё это нормам международного права?
Не забыли в Тиране и о вопросе принадлежности Гибралтара, по выражению Э. Ходжи, «незаконно удерживаемого Лондоном в течение многих столетий». Позицию Албании в этом вопросе поддержала участвовавшая в Хельсинкском процессе «франкистская» Испания, издавна претендующая на Гибралтар: делегация этой страны в Хельсинки поднимала данный вопрос, но тщетно (2).
В более широком контексте, поддерживаемая Китаем Албания выступала за участие в Хельсинкском процессе всех сопредельных с Европой стран, включая североафриканские, а также приграничные с Турцией Сирию, Ирак и Иран. Идея опять-таки вполне логична – официальное подтверждение принципа нерушимости границ не только внутри Европы, но и во взаимоотношениях стран-участниц «хельсинкского процесса» с их ближайшими соседями. Подобный подход потенциальными новыми его участниками прямо или косвенно поддерживался, однако и эти инициативы Албании были отвергнуты, что окончательно предопределило её самоустранение от подписания «хельсинкского документа, заложившего основу европейского мира» – всего лишь на 15 лет. Последующие предложения Москвы, включая идею «общего европейского дома» 1980-х годов, поддержку преобразования СБСЕ в ОБСЕ, попытки инициировать Договор о европейской безопасности в 2000-х годах не привели ни к каким результатам. И сегодня, как показывает хотя бы история с «Северным Потоком – 2», иллюзорные идеи «коллективной безопасности» и взаимовыгодного экономического сотрудничества неизбежно нивелируются соображениями сохранения и воспроизводства американской гегемонии в Европе.
Алексей Балиев, Андрей Арешев
Примечания
(1) Эту позицию Москвы успели официально осудить Румыния (Николае Чаушеску свергнут и расстреляют в декабре 1989 года) и Албания, остававшаяся сталинистской до середины 1990 года.
(2) «Албано-испанскую» позицию по Гибралтару разделяла миниатюрная Андорра, которую, в отличие от других миниатюрных стран Европы, в Хельсинский процесс не приглашали.