Современный Китай является одним из самых стремительно развивающихся государств мира с быстро растущей как в количественном, так и качественном отношении экономикой и увеличивающимся международным политическим влиянием. При этом, как ни парадоксально, несмотря на очевидные успехи КНР на международной арене, внешнеполитический потенциал страны остается пока что нереализованным в полной мере. Причина этого заключается в невыгодном и довольно уязвимом геополитическом положении государства. Обладая протяженными континентальными и морскими границами, по большому счету, Китай остается изолированным, «островным» государством, находящимся вдалеке от основных транспортных артерий и торговых партнеров (Европа, США, страны Латинской Америки). Неразвитость инфраструктуры на Севере, в зоне соприкосновения с Россией и Монголией, неблагоприятные природные условия на Западе и Юге страны оставляют примерившему на себя роль мировой фабрики Китаю единственным окном для внешнего экспорта восточное побережье страны. При этом повышенная концентрация населения, бизнеса и промышленности на востоке страны ставит Китай в уязвленное положение, особенно в контексте непростых отношений с Тайванем и недоверия к растущей китайской политической и экономической мощи со стороны США[1].
В этой связи, приоритетной задачей внешней и внутренней политики КНР является развитие инфраструктуры – строительство железных дорог, автомагистралей, линий электропередач и трубопроводов, прокладка новых морских путей, которые позволили бы Китаю диверсифицировать экспорт, увеличить объемы внешней торговли, открыть для своих товаров новые рынки и усилить собственную экономическую безопасность. Необходимость создавать новые транспортные артерии продиктована и внутриполитическими соображениями. Территория КНР развивается неравномерно. Восточные территории сильно опережают в экономическом плане западные, аграрные районы. Резкая экономическая дифференциация создает условия для социальной нестабильности внутри страны, что для Китая, внутри которого существует угроза тибетского и уйгурского сепаратизма, является серьезной проблемой. Прокладка новой инфраструктуры через отстающие районы помогла бы сбалансировать китайскую экономику, придать стимул развития отстающим районам, снять внутреннюю социальную напряженность и, как следствие, укрепить территориальную целостность страны.
Второй не менее важной задачей внешней политики Китая является обеспечение постоянно увеличивающейся потребности в сырье и природных ресурсах, особенно в углеводородах. Около 60 % энергоресурсов КНР импортирует из стран Ближнего Востока, что не устраивает руководство страны. Во-первых, подобная конфигурация импорта ставит Китай в зависимое положение от нестабильного ближневосточного региона, где вдобавок серьезным влиянием обладает США. Во-вторых, танкерный способ доставки нефтегазовых ресурсов в КНР слишком долгий и ненадежный, поскольку маршрут движения танкерного флота пролегает через несколько горячих точек (Ормузский пролив, Южно-Китайское море). Не случайно последнее десятилетие Китай активно занимался поиском новых поставщиков в Африке и Латинской Америке[2].
В контексте описанных проблем исключительной важностью для Китая обладает регион Центральной Азии. Прежде всего, стоит отметить, что территория, по которой проходит граница Китая с Центральной Азией, в частности с Казахстаном, является фактически единственным благоприятным с географической точки зрения местом для прокладки новой мощной инфраструктуры. Также, не стоит забывать о том, что в Центральной Азии сосредоточены большие объемы природных ресурсов, в том числе углеводородов. Транзитный же потенциал региона предоставляет КНР возможность наращивания импорта из России, каспийского региона и даже Ближнего Востока, минуя опасности танкерного способа доставки. Кроме того, страны Центральной Азии являются для Китая важными торговыми партнерами и в перспективе объектами для переноса части промышленного производства с целью снижения экологической нагрузки внутри страны. Помимо всего прочего центральноазиатские страны связаны с Китаем в еще одной весьма чувствительной для него сфере. В Центральной Азии проживает довольно многочисленная диаспора уйгурской этнической группы, от 300 до 500 тыс. человек, поэтому Пекин очень внимательно следит за ситуацией в регионе, опасаясь обострения проблемы сепаратизма Синьцзян-Уйгурского автономного района[3].
С момента распада СССР политика Китая по отношению к Центральной Азии прошла через три основных этапа. На первом, в 1992-1995 гг., она характеризовалась осторожностью и сдержанностью. На обозначенном историческом отрезке Пекин проводил тщательный анализ сложившейся ситуации в регионе, оценивал перспективы и риски включения в региональные процессы, создавал юридическую базу сотрудничества и налаживал дипломатические контакты. На втором этапе, в 1995-2001 гг., политика Китая в регионе становится более интенсивной. Отношения со странами Центральной Азии развиваются как на двусторонней, так и многосторонней основе. В этот период начинается стремительное развитие многостороннего формата (4+1 – Россия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан + Китай) взаимодействия, который позже трансформировался в Шанхайскую организацию сотрудничества. Наконец, на современном этапе, начавшемся в 2001 г., когда США активно включились в геополитические процессы в Азии и начали теснить позиции традиционных региональных игроков, Китай перешел к активной наступательной политике в Центральной Азии с целью вовлечения ее в собственный фарватер влияния[4].
Безусловно важнейшей китайской программой для Центральной Азии и, по совместительству, одним из важнейших внешнеполитических проектов Китая в целом на сегодняшний день является объявленная в 2013 г. инициатива «Один пояс и один путь». Данный проект был сформирован как, своего рода, реакция Китая на процессы глобализации и проблемы, которые она порождает, в частности, мировой финансовый кризис 2008 г. Программа предусматривает одновременное развитие двух новых транспортных маршрутов, «Экономического пояса Шёлкового пути» и «Морского Шёлкового пути XXI в.» и целью своей ставит связать единым экономическим поясом Азию и Европу, открыть прямые транспортные магистрали к основным китайским торговым партнерам и тем самым сократить сроки доставки конечной продукции в 2.5-3 раза[5].
С момента объявления программы Пекин последовательно создает механизмы и финансовые институты, занимающиеся реализацией китайских планов. В октябре 2014 г. в Китае открылся Азиатский банк инфраструктурных инвестиций с уставным капиталом в 100 млрд. долларов. В 2015 г. был создан инвестиционный фонд Компания Шелкового пути (Silk Road Company), которому было выделено 40 млрд. долларов[6].
Страны Центральной Азии являются важнейшим звеном китайской стратегии, поскольку как уже было отмечено выше, из-за благоприятных природно-географических параметров приграничная с ними зона является наиболее благоприятной территорией для выхода китайской инфраструктуры за пределы государственных границ далее, вглубь евразийского континента. В китайском проекте Центральной Азии отведена роль транспортного хаба, через который сеть китайских экономических артерий будет разветвляться и пойдет в нескольких направлениях – в Россию, Иран или на юг, в Пакистан и Индию. Поэтому неслучайным является тот факт, что руководитель КНР Си Цзиньпин объявил о старте программы «Один пояс и один путь», выступая в Казахстане, в университете им. Н. Назарбаева.
С целью укрепления связей с Центральной Азией последние годы Китай активно занялся инвестициями в регион. Например, в Узбекистане был открыт ряд дочерних предприятий китайских компаний Huawei, ZTE (телекоммуникации) и XCMG (машиностроение), в Казахстане была создана приграничная зона экономического сотрудничества «Хоргос», которая должна стать очагом совместной китайско-казахской экономической деятельности в стране. Аналогичные инициативы предусмотрены для Киргизии, а в дальнейшем для всех стран региона[7].
Однако при всех преимуществах и перспективах, открывающихся перед странами Центральной Азии в рамках программы «Один пояс и один путь», у их руководства нет наивных иллюзий относительно китайских предложений. Хотя торговый оборот между Китаем и центральноазиатскими странами исключительно высок и продолжает расти, его структура крайне неравновесна. Китайский экспорт в Центральную Азию на 80-90 % состоит из готовой продукции, в то время как импорт на три четверти формируется из минерального сырья и энергоресурсов. Поэтому, углубляя экономические связи с Китаем, страны Центральной Азии ограничивают собственное экономическое развитие и консервируют слабость и отсталость экономики. А поскольку масштабы экономической и политической мощи КНР несопоставимо велики по сравнению с совокупным потенциалом всех стран Центральной Азии, излишняя открытость китайским проектам и вовсе грозит для них полной утратой сначала экономического, а впоследствии и политического суверенитета. В этой связи в обществе центральноазиатских стран формируется острое недоверие к своему восточному соседу, которое в последнее время значительно усилилось[8]. Ярким подтверждением этого служит взрыв китайского посольства в Киргизии в августе 2016 г. или протестные акции в Казахстане в мае 2016 г., спровоцированные продажей Китаю крупных земельных участков[9].
Руководство Китая хорошо понимает ситуацию в Центральной Азии и существующие в странах опасения относительно китайского влияния. Более того, Китай очень тщательно соотносит собственную политику в регионе с более широкой геополитической расстановкой сил. Слишком напористая политика может привести к формированию широкой антикитайской коалиции из его региональных соперников, в число которых входят не только Россия и США, но и Турция, Иран, Индия. Наконец, амбициозная китайская программа «Один пояс и один путь» в действительности является слабопроработанным и весьма аморфным проектом. Китайские специалисты и эксперты пока что не выработали последовательного плана воплощения его в жизнь и критериев оценки проделанной работы. Реализация китайской инициативы в нынешнем виде действительно приведет к сокращению сроков доставки товаров в Европу в 2-2.5 раза, однако стоимость континентального транзита будет в два раза превышать стоимость морских перевозок. У КНР нет представления о том, как повысить экономическую эффективность собственной инициативы, а предполагаемые страны-партнеры по Новому шелковому пути или Морскому Шелковому пути XXI в. не торопятся помогать наращиванию китайской экономической экспансии[10].
По указанным причинам, хотя позиции КНР в Центральной Азии являются прочными и содержат в себе мощный потенциал для развития, китайская региональная политика имеет ряд внутренних и внешних пределов. К внутренним пределам следует отнести недостаточную проработанность внешнеполитической концепции «Один пояс и один путь». Среди внешних пределов прежде всего стоит отметить активность региональных конкурентов КНР в Центральной Азии и политику стран региона. Центральноазиатские государства стараются придерживаться сбалансированного многовекторного подхода во внешней политике и уравновешивают отношения с Китаем за счет диалога с США и Россией. В 2015 г. США предложили Центральной Азии новую региональную инициативу С5+1, которая, также, как и китайский проект, предусматривает экономическое сотрудничество и создание транспортных коридоров. Но, пожалуй, самым существенным пределом китайской активности в Центральной Азии является региональная роль России, которая в 2014 г. запустила собственный интеграционный проект, Евразийский экономический союз, в который вошли два государства Центральной Азии – Казахстан и Киргизия.
Китай всегда с большим вниманием относился к позиции России в Центральной Азии и продвигал собственные интересы в регионе только до тех пределов, пока они не пересекались с интересами России. Даже в 1990 – начале 2000 гг., когда из-за внутренней слабости Москва сильно ограничила присутствие в Центральной Азии, Пекин действовал осторожно и старался найти подход, при котором Россия также была бы вовлечена в многосторонний диалог. Таким образом, например, сформировалась и развивалась Шанхайская организация сотрудничества. На сегодняшний же день, когда Россия уделяет повышенное внимание центральноазиатскому вектору внешней политики и также предлагает собственные глобальные инфраструктурные проекты, Китай в большей степени соразмеряет свою политику в Центральной Азии с Россией и старается во взаимодействии с ней и ее интеграционными проектами найти возможности более эффективной и дешевой реализации инициативы «Один пояс и один путь»[11].
Состоявшийся в мае 2017 г. форум в Китае подтверждает отмеченные тенденции. Российская делегация во главе с президентом В.В. Путиным была принята в КНР с большим почетом. Выступления китайского и российского лидеров продемонстрировали близость их позиций относительно будущего Евразии в целом и Центральной Азии в частности. С целью укрепления сотрудничества между Москвой и Пекином было принято решение о создании совместного российско-китайского инвестиционного фонда для развития пограничного сотрудничества. Руководитель Китая Си Цзиньпин запланировал визит в Москву на июль 2017 г., во время которого предполагается более детального обсудить контуры и механизмы политического и экономического сотрудничества России и Китая, в том числе в рамках инициативы «Один пояс и один путь»[12].
Добившись серьезных успехов во внутренней и внешней политике, Китай встал перед целым рядом новых проблем. Растущая китайская экономика остро нуждается в расширении экономической географии и упрощении доступа на мировые рынки. Исключительной важностью для него в этом отношении обладает Центральная Азия, поскольку она не только обладает большими объемами природных ресурсов, но и крайне высоким транзитным потенциалом. Однако ряд внутренних и внешних пределов ограничивает возможности китайской политики в регионе и вынуждает его кооперироваться с другими крупными региональными акторами. На данный момент наиболее влиятельным игроком в Центральной Азии является Россия, развивающая собственный интеграционный проект – Евразийский экономический союз. Общность стратегических целей в регионе и схожие представления о будущем Евразии сильно упрощает развитие российско-китайского диалога на современном этапе. Благодаря взаимодействию с Россией Китай может существенно восполнить существующие в его евразийской стратегии пробелы и на взаимовыгодной основе эффективно реализовать программу «Один пояс и один путь».
Иван Сидоров, кандидат исторических наук
1 The Geopolitics of China: A Great Power Enclosed // Stratfor. March 25, 2012. URL: https://www.stratfor.com/analysis/geopolitics-china-great-power-enclosed
12 Spivak V. How Putin Plans to Cash In on The One Belt One Road Initiative // Carnegie Moscow Center. May 16, 2017. URL: http://carnegie.ru/2017/05/16/how-putin-plans-to-cash-in-on-one-belt-one-road-initiative-pub-69998