Очередное «прекращение огня» вряд ли продержится долго
5 марта в Москве состоялась очередная рабочая встреча президентов России и Турции Владимира Путина и Реджепа Тайипа Эрдогана, посвящённая возможным путям урегулирования ситуации в Сирии. Перед началом переговоров российский лидер заявил о необходимости «обязательно проговорить всё, всю ситуацию, которая сложилась на сегодняшний день, чтобы ничего подобного: а) не повторялось и б) это не разрушало российско-турецкие отношения, к которым мы относимся – и я знаю, Вы тоже – очень внимательно и дорожим этим».
Эрдоган в свою очередь в разговоре с журналистами ранее заявлял, что по результатам переговоров должен быть установлен режим «прекращения огня». Изначально в Анкаре хотели привлечь к переговорам с Москвой ещё и Ангелу Меркель с Эммануэлем Макроном, но затем от этой идеи отказались. Как известно, Эрдоган давит на Париж и Берлин угрозами открыть миграционные шлюзы в том случае, если его максималистские запросы в «сирийском вопросе» не будут удовлетворены. Однако ни эти угрозы, ни обещания обратиться за военно-технической помощью к НАТО не дают должного эффекта, несмотря на посещение американскими дипломатами оккупационной зоны Турции на северо-западе Сирии.
Двусторонние российско-турецкие переговоры на высшем уровне тет-а-тет проходили около трёх часов, после чего продолжились в расширенном формате, в составе делегаций. По окончании переговоров Владимир Путин заявил о резкой активизации террористических бандформирований, включая продолжающиеся «атаки радикалов и на российскую базу Хмеймим. Первого марта была предпринята очередная попытка поразить ее из реактивных систем залпового огня. Всего с начала этого года было зафиксировано 15 нападений на Хмеймим. Каждый раз мы в режиме реального времени информировали об этом наших турецких партнеров».
Эрдоган же обвинил «режим Асада» в «атаках на мирных жителей», якобы провоцирующих у границ Турции мигрантский кризис. В ночь на 6 марта объявлено очередное «прекращение огня», при этом Анкара оставила за собой право отвечать на то, что там сочтут «нападениями со стороны режима».
Помимо прекращения военных действий вдоль линии соприкосновения сторон, предполагается создание 6-километровой «зоны безопасности» к северу и югу от трассы M4 (на Латакию через «оплот» террористов в Джиср-эш-Шугуре), а также совместное российско-турецкое патрулирование от поселения Трумба к западу от Саракиба до Айн-эль-Хавра; патрулирование должно начаться 15 марта. Соответствующий дополнительный протокол к сочинским соглашениям 2018 года был подписан министрами обороны России и Турции Сергеем Шойгу и Хулуси Акаром. Судьба трассы M5 и «сросшихся» с позициями террористов турецких наблюдательных пунктов в тылу сирийской армии, по-видимому, осталась «за кадром», что создаёт почву для недоговорённостей.
Учитывая опыт предыдущих «перемирий», оборачивавшихся своей полной противоположностью, судьба очередного соглашения (его технические детали ещё только предстоит проработать) видится туманной. К примеру, непонятно, как турки будут выдавливать из предполагаемой зоны безопасности тех, кого они все последние месяцы и даже годы активно поддерживали всем, чем могли.
Пока в Москве шли переговоры, в «зоне деэскалации» продолжались ожесточённые столкновения с участием турецких военнослужащих, сплошь и рядом действующих в боевых порядках террористов (трое их были убиты 5 марта). В частности, боевики безуспешно атаковали из Найраба поселение Дадих под Саракибом. Накануне Министерство обороны России в очередной раз обвинило Анкару в нежелании следовать достигнутым ранее договорённостям, предполагавшим отделение боевиков так называемой умеренной оппозиции от террористических группировок и разблокирование ключевых автомагистралей M4 и M5.
Район соединения этих стратегических дорог, пересекающих Сирию с востока на запад и с севера на юг, с центром в Саракибе, в последние дни неоднократно переходил их рук в руки. 3 марта было объявлено о начале патрулирования Саракиба российской военной полицией, но вряд ли это вовсе охладит воинственный пыл боевиков и их покровителей, намеревающихся во что бы то ни стало блокировать сообщение между Дамаском и Алеппо, разорвав связи между севером и югом Сирии.
Согласно зарубежным оценкам, боевики террористических группировок получают переносные зенитно-ракетные комплексы различного производства, что создаёт дополнительную угрозу самолётам не только сирийской авиации, но и ВКС России. «Зона деэскалации» насыщается мобильными пусковыми зенитно-ракетными установками на базе бронетранспортера М113, оснащёнными современными оптико-электронными системами обнаружения и наведения. Нанося в последние дни постоянные удары по военным колоннам и отдельным подразделениям, ударные беспилотники парализуют наступательные действия сирийцев и их союзников. Не меньшую опасность представляет применение реактивных систем залпового огня различного калибра, способных поражать объекты на расстоянии более 100 км от линии фронта. Действия авиации, артиллерии, средств радиоэлектронной борьбы и наземных сил (включая силы спецназначения) чётко согласованы, дополняются активной разведывательной деятельностью и беспрерывной «чёрной» пропагандой в СМИ и социальных сетях.
Действия турецкого руководства в Сирии обусловлены не только тактическими соображениями, но представляют собой часть долговременной экспансионистской «неоосманской» стратегии. Традиционный турецкий национализм, подпитываемый исторически мотивированным реваншизмом, регулярно оборачивался против соседних народов, что бы ни утверждали турецкие лидеры. Обескровленная Сирия, на протяжении уже почти десяти лет охваченная вооружёнными столкновениями и ставшая объектом террористической интервенции, – наиболее очевидный, но далеко не единственный пример апробации методов «гибридной войны» в турецком исполнении. Несколько дней назад советник президента Турции и член президентского комитета по безопасности и внешней политике Месут Хаккы в прямом эфире одного из телеканалов заявил, что его страна готова воевать с Россией, используя пятую колонну, и что месть за недавнюю гибель в Сирии трёх десятков военнослужащих «будет ужасной».
Не приходится сомневаться, что «турецкий фактор» и далеко идущие амбиции Анкары в отношении сопредельных земель не могли не учитываться как при развёртывании российской группировки в Сирии (5 лет назад), так и при планировании долгосрочного военного российского присутствия в этой стране. Никакие тактические договорённости не могут развернуть экспансионистские амбиции турок, а особенно такие, по итогам которых они получили, в частности, Африн (начало 2018 года, операция «Оливковая ветвь») и часть северо-востока Сирии (октябрь 2019 года, операция «Источник мира»).
Контроль над Идлибом, постоянное расширение зоны террористической активности позволяли туркам давить не только на Алеппо, Хаму, Хомс и Дамаск, но и на российскую авиабазу Хмеймим. Усиление российской морской группировки в Восточном Средиземноморье двумя фрегатами («Адмирал Григорович» и «Адмирал Макаров») с ракетами «Калибр» на борту не делает её сильнее куда более мощного турецкого флота, включающего современные подводные лодки. Пользуясь слабостью сирийских систем ПВО (основная часть которых прикрывает Дамаск от израильских ударов) и сдержанностью Москвы, турецкая армия активно использует на северо-западе Сирии ударные беспилотники классов Anka и Bayraktar.
Помимо потери людей и дорогостоящего «железа», перед турецким лидером, осваивающим роль международного хулигана, замаячили внутренние проблемы. В ходе прошлогодних местных выборов ведомая им партия (выступающая в союзе с крайними националистами Девлета Бахчели) потеряла все крупнейшие города страны, включая Стамбул, поражение в котором стало для бывшего мэра этого города особенно чувствительным. А 4 марта в турецком парламенте случилась массовая драка, спровоцированная резкой критикой Эрдогана в адрес главы ведущей оппозиционной партии Кемаля Кылычдарогу и ответными заявлениями «народных республиканцев». Гробы из Сирии спровоцировали в южных районах Турции массовые протестные выступления, местами вылившиеся в погромы. Согласно данным социологических опросов, почти половина граждан выступает против размещения турецких войск в Идлибе, а поддерживают эту военную авантюру менее трети опрошенных.
Очевидно, такое соотношение ещё более изменится в пользу «пацифистов» по мере того, как издержки идлибской авантюры Эрдогана станут перевешивать её пропагандистский эффект. Сирийская армия, несмотря на российскую помощь и полученный в многолетних боях значительный опыт, слабее и малочисленнее турецких вооружённых сил, но она защищает свою родину. 1 марта действующий в Сирии иранский «консультативный центр» предупредил, что турецкие солдаты находятся «в пределах досягаемости огня», попросив их «действовать мудро», чтобы не спровоцировать ответные действия. Обеспечение контроля над автомагистралью M5 – общая задача Дамаска, Тегерана и Москвы. Не меньшее значение могут иметь асимметричные варианты реагирования на враждебные действия Турции, уже знакомые по событиям 4-летней давности.
Достигнутые 5 марта московские договорённости, которым террористы ни единой минуты следовать не будут, носят сугубо временный характер. Возможно, обусловленные военной необходимостью более акцентированные, комбинированные (точечные) меры способны воздействовать на турецких партнёров куда эффективнее, нежели дипломатические увещевания, имеющие заведомо ограниченный эффект.
Андрей Арешев, по материалам: Фонд стратегической культуры