Активные военные действия в регионе Нагорного Карабаха, начавшиеся 27 сентября массированным ударом азербайджанской армии (при активном участии Турции) в основном завершены. Совместное заявление президентов России, Азербайджана и премьер-министра Армении о прекращении боевых действий включает ряд болезненных уступок со стороны Еревана и Степанакерта, включая эвакуацию Агдамского, Кельбаджарского и Лачинского районов* (за исключением узкого «коридора» с неопределённым будущим). О гипотетическом статусе Нагорного Карабаха не говорится ни слова, на что со специфической радостью обратил внимание азербайджанский лидер. Российская миротворческая миссия на новой линии соприкосновения ограничивается пятью годами, после которых её автоматическое продление может быть заблокировано любой из сторон, да и отсутствие прямого упоминания Турции едва ли кого-то должно вводить в заблуждение. Достаточно напомнить о заключительном положении документа, предусматривающем «строительство новых транспортных коммуникаций, связывающих Нахичеванскую Автономную Республику с западными районами Азербайджана». Очевидная кончина «Минской группы ОБСЕ», о безальтернативности усилий которой политики и дипломаты рассуждали ещё пару недель назад – ещё один несомненный плюс в копилку Реджепа Эрдогана, активно продвигающего собственную модель межгосударственных отношений мироустройства в целом.
Драматические события, именуемые рядом авторов «второй карабахской войной», стали тяжелейшим испытанием, как для армянского общества, так и для государственных структур, вот уже несколько лет пребывающих в процессе хаотичного реформирования и переформатирования. Местонахождение действующего (пока?) премьер-министра Никола Пашиняна доподлинно неизвестно, в Ереване не прекращаются акции протеста, имеют хождение конспирологические разговоры о предательстве и намеренной сдаче земель, под которые, впрочем, можно подвести определённую фактологическую базу. Очевидными провалами властей пытается воспользоваться оппозиция, также, впрочем, не имеющая осмысленного плана действий. Несомненно, что события последних лет – не только после «бархатной революции» 2018 года, но и до неё – не могла не сказаться и на военной организации государства, очевидные провалы в которой привели к трагическим последствиям.
Напомним, в сентябре 2013 года Серж Саргсян объявил о запуске процесса конституционных изменений, предполагающих переход на парламентскую форму правления, что для страны, вовлечённой в неурегулированный военно-политический конфликт, изначально представлялось автору этих строк делом крайне сомнительным. Тем не менее, было получено согласие западных партнёров – в полном соответствии с логикой внешнеполитической многовекторности (практически одновременно глава государства объявил о курсе на вступление в таможенный, а затем и Евразийский Союз). Не являлись особым секретом и подлинные мотивы, двигавшие Саргсяном и его окружением – сохранение, вопреки прежним клятвенным обещаниям, собственной власти, пусть уже и в качестве премьер-министра. С учётом запредельно низкого уровня популярности правящей «Республиканской партии» и её лидера, не столь уж неожиданным оказался успех известного в Армении оппозиционного журналиста и политика Никола Пашиняна, одного из ключевых действующих лиц событий 1 марта 2008 года, обернувшихся гибелью в Ереване десятка людей. На волне многотысячных шествий «бархатной революции» в апреле-мае 2018 года Саргсян был отстранён от власти, а кресло премьер-министра, уже в соответствии с новой конституционной схемой, на волне «революционного» экстаза, получил пламенный оратор и завсегдатай «Фейсбука». Через полгода он обзавёлся уже и собственным парламентским большинством, также в целом не страдавшим избытком опыта государственного управления. Тем самым большинством, которому предстоит сейчас принимать хотя бы какие-то решения, нацеленные на хотя бы частичную стабилизацию общественно-политической и социально экономической обстановки в стране, вся позднесоветская и постсоветская история которой неразрывно связана с карабахским вопросом.
Впрочем, как и в случае с другими бывшими советскими республиками, «оппозиционность» Пашиняна едва ли следует переоценивать. К примеру, в ходе парламентских выборов 2017 года, ставших прологом к его политическому взлёту, его движение «Елк», отличавшееся популизмом и радикальной риторикой, не без основания рассматривалось наблюдателями в качестве «карманной оппозиции». К тому же оппозиции прозападной, на что намекало само наименование упомянутого блока («Выход»). На фоне «прозападной» оппозиции действующие власти позиционировали себя как безальтернативного партнёра для диалога с Москвой, требуя преференций на фоне собственной коррупции, в том числе – в вопросах военного строительства (что было зримо продемонстрировано ещё в ходе «апрельской войны» 2016 года; продемонстрировано, увы, и сейчас).
Как известно, на Украине, в Белоруссии и некоторых других странах заигрывания властей с радикальными и национал-популистскими силами ни к чему хорошему не привели (и привести в принципе не могут). Как и выдвижение на руководящие роли лиц, мягко говоря, не обладающих для этого необходимыми качествами, руководствующихся в своей кадровой политике соображениями личной преданности либо, наоборот, личной мести. В этой связи достаточно вспомнить хотя бы неприличную историю с Генеральным секретарём ОДКБ Юрием Хачатуровым и особенно преследования второго президента Роберта Кочаряна, что не могло не сказаться негативно на уровне двустороннего российско-армянского взаимодействия. Некоторые назначения, в частности, в Службу Национальной Безопасности, где за последние месяцы сменилось 4 руководителя, вынуждали недоумённо поднимать брови, как и кадровая чехарда в армейском командовании Нагорного Карабаха в предвоенный период.
Бравурные реляции о новых «революционных» свершениях зачастую так и оставались достоянием социальных сетей, а коррупция в ключевых сферах жизнедеятельности (включая военные поставки) если и начала изживаться, то лишь частично. Возможные надежды на политико-дипломатическую защиту со стороны Европы и США на фоне не скрывавшего своих намерений турецко-азербайджанского альянса страдали очевидной неадекватностью. При этом, как пишет автор одного из Telegram-каналов, «армяне так и не смогли (а, точнее, не захотели) создать систему, которая смогла бы обеспечить воспроизводство качественных управленческих кадров. Это отвратительно, особенно при учёте того, что у нас был огромный кадровый резерв в виде диаспоры».
Как представляется, управленческие проблемы характерны и для большинства других бывших союзных республик, рискующих, под «конституционные» или иные псевдо-«реформы», растерять остатки какой-либо субъектности под грузом внутренних и натиском внешних вызовов.
Андрей Арешев, по материалам: Фонд стратегической культуры
* В бывших советских границах.