В Пекине разгадали антисоветский «китайский проект» Вашингтона
Перманентно обостряющаяся напряжённость в китайско-американских отношениях актуализирует вопрос об их исторических предпосылках, что важно, в том числе, и в контексте российского внешнеполитического курса. За редкими исключениями, в современной историографии и политической аналитике расхожим стало утверждение о том, что политика КНР 1960-х и особенно 1970-х годов была нацелена на вовлечение Вашингтона в советско-китайский конфликт. Во всяком случае, тогдашняя советская, да и нынешняя российская историческая публицистика убеждают именно в этом. Однако реальная ситуация складывалась несколько иначе, если не сказать – полностью наоборот: именно Вашингтон провоцировал Пекин на дальнейшее обострение отношений с Москвой, с целью провоцирования уже в 1970 году китайско-советской войны с соучастием США на стороне «Поднебесной».
Как отмечал вице-президент США (в республиканской администрации Никсона, 1969-73 гг.) Спиро Агню, «многие политики США считали, что преклонение руководства КНР перед Лениным и Сталиным не помешает не только совместным политическим, но и военно-политическим сценариям США и КНР после Даманских событий». По его мнению, СССР с 1960-х всё больше озабочен конфронтацией с КНР и понимает, что у него нет возможностей изменить руководство в Пекине. А почитание Сталина в КНР тем более раздражает, по понятным причинам, советское руководство (1). Но в Пекине поняли «игру» американской стороны в пользу её большего давления на Москву с помощью Пекина. И потому, по мнению С. Агню, в Пекине не перешли грань, за которой последовал бы масштабный военный конфликт КНР с СССР, с последующей потерей (ввиду антисоветского «союза» КНР с США) влияния Пекина в мировом коммунистическом и антиколониальном движении, всё более весомого с 1960-х годов (2).
Иными словами, фактически США провоцировали ядерную войну против СССР, поводом для которой стало бы максимальное военно-политическое обострение между Москвой и Пекином. Эта разрушительная стратегия небезуспешно прикрывалась договорами США с СССР об ограничении стратегических вооружений, Хельсинкским Актом по безопасности в Европе, договоренностями о советско-американских мерах военного доверия и прочими элементами политико-дипломатического «прикрытия». Именно о такой линии США в отношении СССР и КНР свидетельствует беседа госсекретаря США Г. Киссинджера с Мао Цзэдуном в Пекине 21 октября 1975 г.:
«...Киссинджер: Поскольку Советский Союз — это сверхдержава, у него неизбежно высокий приоритет, и нам очень часто приходится с ним сталкиваться. Но со стратегической точки зрения мы стараемся сдерживать советский экспансионизм, и в этом отношении для нас приоритет за Китаем (здесь и далее – выделено авт.). Но мы не хотим использовать Китай для прыжка на Москву, ибо это было бы самоубийством.
Мао Цзэдун: Вы уже прыгали, но вам больше не нужны наши плечи».
Киссинджер заявил, что «то была лишь тактическая фаза», но Мао предложил «закончить эту тему» (3).
В этой связи отметим версию, изложенную в журнале «Международные процессы» (№ 4, 2014 г.) дипломатом Михаилом Титаренко: «...Американцы оценили ситуацию в связи с Даманским и намерения Мао. Генри Киссинджер в 1970 г. передал (через пакистанских посредников. – прим. авт.) китайцам сфабрикованные ЦРУ некие «секретные документы» о том, что, якобы, СССР собирается нанести превентивный атомный удар по сопредельному с СССР Синьцзяну, т.е. по китайским ядерным центрам того периода – по полигону Лоб-Нор и по добыче урана в вблизи границы с Казахстаном – в Чугучаке». При этом США давали понять, что поддержат КНР в случае войны с СССР: эти заверения осуществлялись сперва через руководство Пакистана – политического союзника Китая и США, а затем, с 1971-72 гг., президентом Р. Никсоном и госсекретарем Г. Киссинджером в ходе их визитов в Пекин.
Что же касается конфликта на Даманском, «Мао решил, по его словам, «пощупать тигра», но так, чтобы это не спровоцировало большую войну. А советское руководство очень серьёзно отнеслось к опасностям, которые могли вытекать из альянса США с КНР. Москва была вынуждена пересмотреть все планы развития народного хозяйства: планы повышения благосостояния были отложены и силы были сосредоточены на создании ракетно-ядерного паритета с США и на укреплении восточных рубежей».
В свою очередь, в Пекине, разгадав планы Вашингтона, решили ускорить переговоры премьера Чжоу Эньлая с Алексеем Косыгиным по пограничным вопросам, состоявшиеся в аэропорту Пекина 11 сентября 1969 года. Как известно, эти переговоры завершились отказом сторон от применения военной силы, согласием Москвы на решение спорных пограничных вопросов, главным образом, в пользу КНР (что было реализовано в 1971-91 гг.) и фактической констатацией продолжения действия 30-летного советско-китайского договора о военной взаимопомощи 1950 года.
По данным американского историка и политолога Джона Холлидея, «Мао в середине августа 1969 г. приказал своему МИДу сообщить Москве, что он готов вести переговоры с СССР, и что он не хочет войны». Переговоры же Чжоу Эньлая с Косыгиным, по оценке С. Агню и того же Дж. Холидея, означали холодный душ для Вашингтона, где не ожидали «просоветской» непредсказуемости Пекина столь скоро после пограничных военных действий. А с середины 1971 года, напомним, после 4-летнего перерыва возобновился транзит через КНР советских военно-технических грузов для Северного Вьетнама, южновьетнамских партизан и для Лаоса.
Тем не менее, в Пекине по-прежнему опасались советского «отмщения» за идеологическое и внешнеполитическое противодействие КНР Советскому Союзу во времена Хрущёва. Об этом свидетельствует, например, фрагмент беседы Мао с канцлером ФРГ Г. Шмидтом в Пекине 30 октября 1975 г.:
«...Канцлер хочет спросить, опыт какого вида переменил мнение председателя Мао об СССР. Сегодня оно фундаментально отлично от того, что было в его оценках 20 или 30 лет назад?
Мао Цзэдун: «Советский Союз изменился. Теперь нужно иметь дело не с такими деятелями как Сталин, а с лицемерами хрущёвцами и брежневцами, которые предали Ленина и оболгали Сталина. Даже тень Сталина мешает их действиям. Им потакать мы никогда не будем» (5).
Из этого тезиса делегация ФРГ сделала вывод, что Пекин не откажется от первичности «идеологического» содержания конфронтации Пекина с Москвой, и потому не станет полноценным союзником Запада по разрушению СССР. Уверенность в своей правоте придавал «китайским товарищам» и отказ участников международных совещаний компартий 1967, 1969, 1976 и 1980 гг. (вопреки давлению Москвы) поддержать предложения руководства КПСС об осуждении в итоговых декларациях этих форумов политики КПК и о поддержке курса «антисталинских» ХХ (1956 г.) и ХХII (1961 г.) съездов КПСС (6). Так что неудивительно, что после 1980 года, за 10 лет до крушения СССР, такие форумы канули в лету…
Даже угроза военного конфликта с Советским Союзом, обусловленного агрессией Пекина во Вьетнаме (февраль 1979 г.), не привела к институционализации военно-политического союза США и КНР.
Дэнсяопиновский принцип «одно государство – две системы», наряду с очевидными экономическими преимуществами, фактически превращает КНР в нечто вроде «заложника» экспансионистского курса «коллективного Запада». Очевидная разность экономических потенциалов РФ и Китая не позволяет Пекину резко переориентироваться на Москву. Поэтому, как считают многие профильные эксперты, эффектные, притом официальные подтверждения стратегического партнерства между КНР и РФ в большей мере следует рассматривать больше в качестве некоей демонстративной «угрозы» восстановления «Великой дружбы» в противовес антикитайским комбинациям Запада.
В Пекине стремятся политически дистанцироваться от Запада, однако не могут не учитывать (торпедируемые администрацией Дональда Трампа) тесные торгово-экономические связи с США и Европой. Этот последний фактор ограничивает внешнеполитическое маневрирование китайских властей в максимально сложных военно-политических сюжетах. Это проявляется, например, в недостаточно решительном реагировании на очевидную причастность Запада к беспорядкам в Гонконге, на новый виток американо-тайваньского военно-технического сотрудничества, на патрулирование американским флотом Южно-Китайского моря, наконец, на деятельность биолабортароий Пентагона невдалеке от границ СНГ с Китаем и на поддержку Западом тибетских, уйгурских, монгольских сепаратистов.
Алексей Чичкин
Примечания
(1) Коу Цзунси. Отношение российской политической элиты к модернизации Китая // https://www.dissercat.com/content/otnoshenie-rossiiskoi-politicheskoi-elity-k-modernizatsii-kitaya
(2) подробнее см. https://vpoanalytics.com/2019/12/20/kak-antisovetskie-zarubezhnye-kommunisty-predrekli-krah-sssr/
(3) см. Gerald R. Ford Presidential Library, National Security Adviser Trip Briefing Books and Cables for President Ford, 1974-1976, Box 19
(4) В 1957-59 гг. обучался в Пекинском университете, в 1959-1962 гг. на философском факультете Фуданьского университета в Шанхае. В 1961-1965 годах – дипломатическая работа в диппредставительствах СССР в Пекине и Шанхае. В 1965-1985 годах – референт, консультант по Китаю и Дальнему Востоку аппарата ЦК КПСС. В 1985-2015 гг. – директор Института Дальнего Востока РАН.
(5) См.: Conversation between Federal Chancellor Schmidt and the Chairman of the Central Committee and the Politburo of the Chinese Communist Party, Mao Zedong, in Beijing, October 30, 1975. History and Public Policy Program Digital Archive, Institut für Zeitgeschichte, ed., Akten zur auswärtigen Politik der Bundesrepublik Deutschland: 1975. 1. Juli bis 31. Dezember 1975 (6) В них не участвовали компартии КНР, Албании и большинство «сталинско-маоистских» компартий, учреждённых в конце 1950-х – середине 1960-х годов в развивающихся, капиталистических странах и в Польше.