5-7 июля 1962 года главы правительств восточноевропейских стран-членов СЭВ под разными предлогами отказались подписать проект, инициированный Советом министров СССР и лично Хрущёвым, о создании в рамках «социалистического лагеря» единого наднационального планирующего органа. Соответствующее предложение было выдвинуто в ходе совещания в Москве 6-8 июня 1962 г. глав компартий стран Восточной Европы – участниц этого объединения. Уже с 1 сентября 1962 г. советское руководство наметило начало работы единого планового органа СЭВ...
Позиция большинства стран СЭВ заключалась в том, что советская сторона в этом предложении сделала акцент на планировании дальнейшего роста восточноевропейских поставок в СССР готовой промышленной продукции, особенно товаров массового потребления, как бы в обмен на ввоз из СССР ряда видов оборудования и разнообразного сырья.
По оценкам глав румынской и чехословацкой компартий, Г. Георгиу-Деж и А. Новотного, советская инициатива была сформирована с учетом интересов, в основном, советской стороны, испытывавшей со второй половины 1950-х гг. растущие проблемы с обеспечением внутреннего спроса на продовольствие, текстильные изделия, бытовую технику и большинство других товаров массового потребления.
С учетом этих проблем, как отмечали Новотный с Георгиу-Деж, в СССР будут больше полагаться на импорт из соцстран различной готовой продукции и ряда видов оборудования, что, в свою очередь, привело бы к стагнации производства этих товаров в СССР и лишило бы Восточную Европу возможностей увеличивать экспорт за пределы СЭВ.
В этой связи, характерно, что упомянутое совещание по советской инициативе состоялось вскоре после правительственного постановления о повышении розничных цен на продовольственные товары (31 мая 1962 г.) и известных событий в Новочеркасске (первая неделя июня 1962 г.).
Между тем, к оппозиционным мнениям Новотного и Георгиу-Деж на данном совещании косвенно присоединились Я. Кадар и В. Ульбрихт. Согласно стенограммам этого форума, глава СЕПГ давал понять, что ГДР заинтересована в экспорте готовой промышленной продукции не только в СССР, но и в другие соцстраны, а также на Запад и в развивающиеся страны. Как отметил глава ГДР, экспорт за пределы СЭВ осуществляется, как правило, в инвалютах и по мировым ценам. Главы болгарской и польской компартий Т.Живков и Вл. Гомулка публично не поддержали, но не возражали против этих тезисов.
В то же время, Ульбрихт напирал и на то, что СССР оказывает недостаточную помощь промышленному развитию ГДР, и, по его мнению, в случае появления в СЭВ единого планового могла бы усугубиться. Такая позиция Восточного Берлина вызвала резкую реакцию Хрущева: «...Товарищ Ульбрихт ставит вопрос так, как будто оказывает нам некую "милость" тем, что строит социализм. Он всегда приходит и требует от нас помощи. Но это навряд ли пойдёт так дальше».
Я. Кадар тоже посетовал на недостаточность советской экономической помощи. В свою очередь, Хрущёв публично обвинил лидера социалистической Венгрии в «странной субъективности», ибо в новом долгосрочном экономическом плане «венгры заложили 20-30% капиталовложений за счет СССР».
По мнению румынской делегации, «общеблоковый госплан» был предложен Москвой оттого, что он исходил, прежде всего, из советских потребностей и интересов. По мнению Георгиу-Деж, странам Восточной Европы, особенно Румынии, Болгарии и Венгрии, было бы целесообразно сосредоточиться на ускоренной индустриализации, и уже на этой основе координировать с СССР внутри- и внешнеэкономическую политику. «Румыния, – отмечал Георгиу-Деж, – способна развивать собственное машиностроение, а не быть "заложницей" долгосрочных плановых поставок этой продукции из СССР, ГДР или Чехословакии».
В итоге, хрущёвский проект межгосударственного госплана был отклонён. Более того, в ходе совещания главы делегаций Румынии, Чехословакии и Польши просили советскую сторону разъяснить, что и почему произошло в Новочеркасске. Не менее интересовало их и то, будут ли в дальнейшем повышаться внутри-советские цены на продовольствие и другие массовые товары, и если будут – то каким тогда будут исчисляться цены на восточноевропейский экспорт этих товаров в СССР.
Советским представители отделались краткими ремарками, сводившимися к тому, что повышение цен – разовое мероприятие, связанное, прежде всего, с ростом расходов на оборону и с «временными трудностями» в продовольственном снабжении «некоторых городов». События же в Новочеркасске были спровоцированы антисоциалистическими элементами, воспользовавшимися «политической слепотой некоторых групп рабочих и служащих». (1)
Андраш Хегедюш, один из руководителей Венгрии в конце 1940-х – середине 1950-х гг., впоследствии «опальный», полагал, что в Москве, посредством идеи единого госплана, решили проверить готовность восточноевропейских союзников консолидировать свою и советскую экономику в связи с ухудшающимися взаимоотношениями СССР и КНР. Такая проверка была обусловлена, по оценке А. Хегедюша, и тем, что отзыв советских специалистов из Китая и Албании в 1961-62 гг. не сопровождался аналогичными решениями восточноевропейских стран-членов СЭВ: число специалистов из этих стран (особенно чехословацких, польских и венгерских) с начала 1960-х сокращалось в КНР и Албании по решениям властей этих стран. Полностью же они не отзывались.
В этой связи, заметим, что попытки хрущёвского и горбачевского руководство «выдавить» Албанию из Совета Экономической Взаимопомощи наталкивались на возражения других участников организации, особенно Румынии, Болгарии, Кубы и Вьетнама.
Китайская Народная Республика имела статус наблюдателя в СЭВ до 1966 года включительно, способствуя сохранению влияния Пекина на эти страны. В КНР и Албании поддерживали восточноевропейский «сепаратизм», активно обвиняя Москву в 1960-х – начале 1980-х гг. в «неоколониальном» характере «пресловутой интеграции, навязываемой странам Восточной Европы». Например, такое мнение было высказано китайским руководством Николае Чаушеску в июле 1971 г. в Пекине и в августе 1978 г. в Бухаресте.
Неудача советского проекта по учреждению в рамках СЭВ единого планового органа показала, что просоветские страны Восточной Европы были не намерены полностью следовать в фарватере советской идеологической и внешнеэкономической политики. Как отмечал Хегедюш, это проявилось и на международном совещаниях компартий в Москве 1960 и 1969 гг., и в ходе советско-китайских конфликтов в 1969 году. По мнению члена-корреспондента РАН Михаила Липкина, «после Сталина СЭВ планировали превратить в нечто сродни наднациональному правительству или Госплану. Хрущев мыслил СЭВ как орган распределения планов и обязанностей между странами-членами, превращенными в «мировой кооператив народов». Но СССР не всякое решение в рамках СЭВ мог провести так, как он считал нужным». Не единичны случаи, как отмечает эксперт, когда ему удавалось настоять на своём, «но другие страны саботировали исполнение», потому как «противоречия между странами-членами организации фактически были колоссальными».
С подобными оценками Хегедюша вполне можно согласиться...
Алексей Чичкин
Примечание
(1) Фотографии ряда новочеркасских лозунгов («Хрущева - на мясо!», «Ложь о Сталине Хрущеву не поможет!», «Долой партийную буржуазию!») были опубликованы в китайских и албанских СМИ, будучи идеологически созвучными критике Пекином и Тираной послесталинской политики СССР-КПСС. К слову, с января 1962 г. Албания не участвовала в работе СЭВа, но официально не вышла из этой структуры. Небезынтересно, что каким-то образом из Новочеркасска удалось вырваться и попасть на Украину нескольким рабочим-участникам тех событий. Тогдашний руководитель УССР Пётр Шелест в начале 1960-х гг. стал не очень-то «ладить» с Хрущевым, поэтому перебежчикам удалось инкогнито попасть сперва через Украину в Румынию, уже тогда занимавшую в «социалистическом лагере» особую позицию. Затем они оказались в Австрии, где предали огласке случившееся.