И по сей день в посвящённой российско-кубинским отношениям теле документалистике, и во многих репортажах и телевизионных сюжетах не без доли ностальгии вспоминают о практически месячном пребывании в Советском Союзе (с 27 апреля по конец мая 1963 года) кубинского лидера Фиделя Кастро. Он побывал в 10 городах СССР – от Мурманска и Волгограда до Ташкента и Тбилиси. В столице Грузии кубинская делегация побывала и на набережной (реки Кура) имени Сталина, переименованной только в 2004 году. Однако советская сторона заблаговременно «отговорила» кубинских гостей посетить дом-музей Сталина в Гори, намекая, что это может сказаться на советско-кубинских взаимоотношениях...
7 ноября 1962 г. на приеме в посольстве СССР в Гаване, по случаю 45-й годовщины Октябрьской революции (в те дни на Кубе находился заместитель председателя Совета Министров СССР А.И. Микоян) кубинская сторона провела, своего рода, зондаж реакции Москвы на возможное упоминание имени Сталина в контексте двусторонних отношений. Сперва второе лицо в кубинском руководстве, Рауль Кастро, произнося тост в честь означенной даты заявил, что «…Куба верна дружбе с Советским Союзом и не примкнет ни к каким течениям. Она не пойдёт ни по пути Албании, ни Югославии. Мы есть и будем кубинскими коммунистами». Несложно заметить, что Р. Кастро не упомянул в отрицающем контексте Китайскую Народную Республику, где, как и в Албании, официальное почитание Сталина, усиливалось по мере поощрения «хрущёвцами» антисталинской пропагандистской кампании СССР.
Между тем, премьер КНР Чжоу Эньлай 19 апреля 1961 г. в телеграмме Фиделю Кастро выразил поддержку борьбе Кубы против США и заверил, что «правительство Китая и китайский народ всегда будут на стороне революционного правительства Кубы и героического кубинского народа». Само собой, в послании ничего не говорилось о поддержке Пекином советской политики в отношении Кубы.
А на вышеупомянутом приёме после тоста Рауля Кастро кубинский зондаж в отношении Сталина был обозначен впрямую. Глава разведывательного управления кубинского генштаба Педро Луис Родригес, не единожды пытался на упомянутом приеме в советском посольстве произнести тост «За товарищей Фиделя и Сталина», но не получил в этом начинании поддержки. В беседах же с советскими представителями Родригес заявлял и ранее, что, по его мнению, «Сталин бы не решился вывезти ракеты с Кубы и наверняка добился бы эвакуации из Гуантанамо военной базы США».
Разумеется, обо всём этот докладывали Хрущёву, который поручил Микояну объяснить кубинским товарищам: «…Мы и сами поднимали тост за Фиделя у себя. А вот Сталина мы осудили. И нам обидно, что Педро Луис, облеченный большим доверием, поднимает на щит то, что нами осуждено. Это в какой-то мере нарушение доверительных отношений между СССР и Кубой. Нашим людям, которые находятся на Кубе, неприятно это слушать». Следуя указанию, Анастас Иванович не замедлил заявить Фиделю, что «всякая попытка поднять сейчас на щит Сталина может нас только обидеть и, в определенных обстоятельствах, даже причинить вред установившимся между нами отношениям полного взаимного доверия».
Угроза подействовала: кубинская сторона впредь не рисковала упоминаниями «вождя всех народов» на встречах с советскими лидерами и с советскими представителями на Кубе. Вместе с тем, нередкими гостями Гаваны были посланцы просталинских (т.е. проалбанских и прокитайских) компартий Центральной и Южной Америки. Как правило, их заезды на Остров Свободы не афишировались, за исключением некоторых кратких сообщений в местных СМИ и печатных органах самих этих партий. Разумеется, подобного рода контакты вызывали недовольство в Москве, но, несмотря на тесные советско-кубинские связи, они продолжались. Во избежание возможного идеологического «рывка» Кубы к Пекину с Тираной, советская сторона запрета либо резкого ограничения таких контактов не требовала.
Нестыковки имели место и на международном совещании «просоветских» компартий в июне 1969 г. в Москве. Ожидая советского прессинга в связи с Пекином, ЦК компартий Кубы, Монголии, ДРВ и прислали лишь своих наблюдателей, а Пхеньян настоял на статусе «гостя». Из 80 зарубежных партий-участниц свыше 50 выступили за диалог Москвы с Пекином и Тираной, отказавшись в итоговом заявлении возложить вину за приграничные советско-китайские конфликты исключительно на «клику Мао Цзэдуна». Такое мнение было поддержано в кратких выступлениях наблюдателей-гостей из КНДР, ДРВ и Кубы. При этом член кубинского ЦК К.Р. Родригес косвенно поддержал позицию Пекина и Тираны, критикуя «увлечённость» Москвы международной разрядкой и повторив в своей речи формулу Сталина в одной из его поздних работ «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.): «Чтобы уничтожить войны, нужно уничтожить империализм». Как пояснил Родригес, «...достижение мира – лишь часть битвы против империализма. Главным направлением нашей общей работы должен быть разгром империализма, что является более глубокой исторической задачей, чем сохранение мира. Мирное сосуществование с империализмом таит в себе угрозу прекращения антиимпериалистической борьбы».
Так что неудивительно, что ни одного «антикитайского» абзаца, на что рассчитывали в Кремле, в Итоговое заявление включить не удалось. Уже постфактум позиция Гаваны относительно хрущёвского развенчания сталинского «культа личности» нашла отражение в публикации гаванской Cuba Debate в мае 2016 года: «…После смерти Сталина, 5 марта 1953 года, внутри КПСС началась борьба за власть, сопровождаясь перераспределением властных функций между различными партийно-государственными структурами. В январе 1955 года Хрущёв добился отставки Маленкова с поста председателя Совета Министров СССР, и центр власти переместился к Хрущеву. Но в конце 50-х — начале 60-х стало заметнее проявляться замедление темпов экономического роста и производительности труда…На XXII съезде КПСС в 1961 г. были усилены меры борьбы с культом личности Сталина, что привело к окончательному разрыву двухсторонних связей с Китаем, к конфронтации между двумя крупнейшими компартиями мира, которая продолжалась до 1989 года. И вызвала раскол в коммунистических партиях многих стран, что весьма негативно сказалось на революционно-освободительном движении в мире». В то же время, «в СССР так и не были созданы механизмы по искоренению бюрократических форм управления. Если социализм не усваивается сознательно, он остаётся на поверхности».
Будучи зависимой от Москвы, во второй половине 1970-х годов Гавана подключилась к советской критике «маоизма» и внешней политики Пекина. Критиковать же «режим Ходжи» кубинцы воздерживались, учитывая отсутствие реакции брежневского руководства на албанскую критику советской политики, в том числе в отношении Кубы. Одновременно Албания периодически предлагала в 1960-х – 1980-х годах направить на Кубу военных «добровольцев», на что следовал вежливый отказ. Нечто аналогичное предлагал Пекин, но только до начала 1970-х годов, когда обозначилось антисоветское политическое сближение Пекина и Белого Дома, «мотором» которого был Генри Киссинджер.
Вполне можно согласиться с известным американским политологом Робертом Фарли: «В развивающейся стране, долгое время находившейся под каблуком США, революция братьев Кастро полностью соответствовала видению Мао конфликта между капиталистическим и социалистическим блоками. Но Китаю не хватало военной и экономической мощи для поддержки Кубинской революции; только у Советов были средства для защиты режима Кастро. Москва и Пекин, тем не менее, заручились поддержкой в Гаване. Советы, возможно, обязались поставлять ракеты на Кубу не столько из страха перед вторжением США, сколько из-за потенциального «сдвига» Кубы в сторону КНР».
Таким образом, на определённом этапе Москве удалось удержать Гавану и от «чрезмерного» почитания Сталина, и от идеологически мотивированного сближения с Пекином и Тираной. Вплоть до конца 1990-х годов кубинские и китайские лидеры не ездили друг другу в гости, несмотря на то, что взаимные экономические и политические связи их государств стали активно развиваться с началом приснопамятной советской «перестройки». С 2002 года профиль Мао Цзэдуна периодически чеканится на кубинском песо, что является одним из символических отражений растущего взаимно обусловленного интереса. Идеологический компонент китайско-кубинских отношений органично дополняется качественно растущим геополитическим интересом Пекина к островному государству в непосредственной близости от американской Флориды, с его давними традициями антиимпериалистической борьбы. Достаточно упомянуть о том, что на базе бывшего советского радиоэлектронного центра в Лурдесе, по некоторым данным, уже долгие годы функционирует китайский центр радиоперехвата.
Алексей Чичкин