О несостоявшихся проектах территориальных переделов в советской Средней Азии
Недавние события в Киргизии после парламентских выборов, увенчавшихся очередными массовыми беспорядками, как и следовало было ожидать, оказались под пристальным вниманием Анкары. Это обусловлено хотя бы тем, что Киргизия – восточный, наиболее отдаленный фланг небезызвестного Тюркского Совета и его гуманитарно-культурного филиала – «ТЮРКСОЙ». Но не исключено, что стародавние претензии Узбекистана и Казахстана на раздел Киргизии, о которых речь пойдёт впереди, могут быть среди косвенных факторов, предопределяющих перманентную внутриполитическую дестабилизацию постсоветской Киргизии.
По ряду данных, упомянутыми протурецкими структурами готовится программа долгосрочной экономической помощи Киргизии, которая будет предоставлена на льготных условиях. Подробности программы официально пока не сообщаются, но до 70% финансирования программы обеспечивает турецкая сторона. А общий размер помощи – с учётом дополнительных преференций для киргизских товаров и дополнительного финансирования образовательных и культурных программ для Киргизии в странах ТС – превысит 250 млн. долл.
О мониторинге Турцией текущей ситуации в Киргизии свидетельствует, например, публикация в Habertürk от 15 октября с.г.: «...В Киргизии всё только начинается». Можно предположить, что здесь содержится намёк на разворачивающееся геополитическое противоборство у северо-западных границ Китая, в котором свои козыри есть не только у Анкары, но и у Лондона.
При этом отмечается растущая конкуренция российскому влиянию со стороны Пекина: «Относительно невидимый игрок – Китай, перед которым страна имеет больше всего долгов (свыше 55% совокупного внешнего долга Бишкека – Прим. ред.). Хотя обычно утверждается, что Киргизия непоколебимо находится в сфере влияния Москвы, в последние годы Китай фактически берет в свои руки динамику киргизской экономики. В то время как позиция Китая объясняется принципом «невмешательства во внутренние дела», Китаю меньше всех нужна нестабильность в Киргизии. Киргизия, очевидно, станет ареной напряженной борьбы». Обращает на себя уверенность турецкого издания в том, что «...грядёт новый хаос. Потому что споры о том, кто будет новым президентом, также подстегивают борьбу между державами, которым небезразлично стратегическое положение страны». Более откровенна Sabah от 13 октября с.г.: «Есть много видимых причин, вызвавших в стране хаос, главная из них – борьба за власть мировых держав – России, Китая и США – в Азии». При этом у Анкары более важная роль в Киргизии, да и по всей Азии: «Турция в силу политических, исторических и этнических связей находится прямо в центре этой глобальной борьбы за власть». Особое внимание уделяется работе в центральноазиатской стране оппозиционных режиму Эрдогана структур: «После распада СССР Киргизия попала и в их поле зрения: эти территории были поручены террористической организации фетхуллахистов» (FETÖ), которая особенно волнует нас. Киргизия была страной, где FETÖ обрела наибольшую силу после Турции и, так же как Турцию, осаждала государство изнутри». Более того, утверждается, что «активность FETÖ означает активность ЦРУ и США. За счет созданных школ и деятельности в деловом мире FETÖ за последние 30 лет буквально проникла в капилляры государства (в данном случае имеется в виду Турция – Прим. ред.)и стала очень сильна в чиновничьем аппарате. В последние годы она также просочилась в политику и даже стала действовать не в одной политической партии».
15 октября министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу вновь обвинил «гюленистов» в разжигании беспорядков в Киргизии. Расширение связей с Центральной Азией является «национальной политикой» его страны и частью внешнеполитической инициативы Asia Anew («Азия заново»), предполагающей выработку комплексного подхода к региону в различных сферах – от торговли и оборонной промышленности до технологий и культуры. Разумеется, всё это обосновывает растущее влияние Анкары на внутриполитические процессы в Киргизии, молодёжь которой, «получившая образование в Турции, создала партию «Тартип» ("Порядок", создана в 2008 г. – Прим. ред.), сделав первый политический шаг в этом направлении». Кроме того, созданное в 1993 году «Турецкое агентство сотрудничества и развития» (TIKA) к 2020 году реализовало в Киргизии свыше 30 инвестпроектов и провело 324 мероприятия в рамках политики «мягкой силы». Турецкие инвестиции в Киргизии (прямые и портфельные) к настоящему времени (октябрь с.г.) превышают 25% в общем объеме иноинвестиций в этой стране – против 15% в начале 2000-х годов. Весьма важен и сегмент подготовки военных кадров: обучение военнослужащих стран-членов «Тюркского совета» в Турции (за её счёт) происходит не только на двухстороннем уровне, но и в рамках программ сотрудничества этих стран с НАТО. И не лишены реализма прогнозы некоторых наблюдателей, предсказывающих уже вполне легальное появление турецких военных в Центральной Азии по итогам, к примеру, очередного обострения на киргизско-таджикской границе…
4 ноября глава киргизского Генерального штаба Таалайбек Омуралиев встретился с послом Турции в Бишкеке Камилем Фыратом. В этот же день прошла церемония передачи Анкарой амуниции и техники киргизским военным. По официальным сообщениям, речь идёт о комплектах вещевого имущества, горном снаряжении, автомобилях. Ранее Турция снабжала киргизскую армию в сентябре неназванными оружием боевой техникой. Примечательно, что передача экипировки и автотехники совпала с визитом министра обороны Турции Хулуси Акара в Казахстан на фоне разговоров о предстоящем создании «Туранской армии».
Что касается гуманитарных аспектов, в Киргизии на одну русскоязычную школу ныне приходится с десяток турецких. Только в 1992-2012 гг. в стране были открыты 22 лицея турецкой образовательной сети «Себат», частный университет «Ататюрк Ала-Тоо» и турецко-киргизский межгосударственный университет «Манас». С учетом вышеизложенного, резонно предположить, что Турция едва ли откажется от дальнейшего упрочения своего присутствия в Киргизии и влияния в Центральной Азии с использованием имеющегося у неё инструментария.
* * *
Сомнения ряда авторов относительно перспектив государственности Киргизии, по итогам большинства выборных циклов охватываемой хаосом и нестабильностью, на фоне традиционного противостояния «Севера» и «Юга», отсылают нас к некоторым историческим сюжетам. Так, на «заре» национально-территориального размежевания в советской Средней Азии (Туркестане) имели место планы раздела территории этой республики между нынешним Казахстаном и Узбекистаном (1). Как свидетельствуют документы ВЦИК СССР и Национальной комиссии ЦК ВКП (б), представители ЦК компартии Узбекистана тогда предлагали (видимо, при согласовании с казахской стороной) распределить районы Кара-Киргизской автономной области между более крупными соседями. Однако против такого варианта выступало киргизское и местное русское население (особенно в Пишпеке и Оше – наиболее крупных городах «Кара-Киргизии»).
В Москве против такого размежевания выступили Сталин, Калинин, Орджоникидзе, Дзержинский, Киров. В письме Сталина 24 августа 1924 г. руководству Бюро ЦК ВКП (б) по Средней Азии критиковался «…явный рецидив у некоторых туркестанских работников «великобухарского» национализма. Так как эмиры Бухары даже при их автономии от Петербурга пытались захватить территорию кара-киргизов. Мы будем препятствовать расползанию границ некоторых союзных республик, вынашиваемому их некоторыми деятелями, до уровня обширных полугосударств, где, скорее всего, будут попираться права малочисленных народностей».
В итоге Кара-Киргизская (с июня 1925 г. – Киргизская) автономная область осталась в составе РСФСР во избежание её «пропорциональной» экспроприации Узбекистаном и Казахстаном. В феврале 1926 г. она стала автономной республикой в составе РСФСР, а 5 декабря 1936 г. была провозглашена союзной республикой. Тем самым советское руководство продемонстрировало своё противодействие планам переделов советской Средней Азии в пользу Казахстана и Узбекистана.
Однако вышеупомянутые идеи оставались не только в архивах. По данным главы КГБ Киргизии (февраль 1956 г. – апрель 1961 г.) Н.Г. Ермолова, вскоре после XX съезда КПСС к Н. Хрущёву обращались доверенные лица руководства Казахстана и Узбекистана с предложением пересмотреть «ущербное», по их мнению, размежевание в регионе, сложившееся «благодаря культу личности». Особенно акцентировали внимание они на «недееспособности» Киргизии как союзной республики, на большую долю в тамошнем населении казахов и узбеков. Исходя из этого, вновь предлагались планы раздела её территории.
Заметим, что такой проект неспроста выдвигался именно в то время, будучи приурочен к хрущевским планам рубежа 1950-х – начала 1960-х годов по более широкому переделу границ советских республик. Первой «ласточкой» стала, как известно, передача Крыма из состава РСФСР в состав Украинской ССР. В дальнейшем планировалось переподчинить почти все области северного Казахстана РСФСР («целинный край») или непосредственно союзному центру, а ряд сопредельных районов этой республики – Узбекистану, Туркменистану и даже Азербайджану. В случае с Узбекистаном это даже было частично реализовано, но после отставки Хрущёва статус-кво был в целом восстановлен. Предполагалось, что за счёт условной «половины» Киргизии Алма-Ата получила бы компенсацию за вышеупомянутые территориальные потери, на что и были рассчитаны упомянутые Н. Ермоловым предложения соседей по разделу Киргизии. Однако местная и центральная номенклатура всё больше опасалась хрущевских «новаций», потому Киргизия с Казахстаном избежали раздела.
Впрочем, как полагал тот же Н. Ермолов, давнее соперничество Алма-Аты и Ташкента в Киргизии сохранилось и после Хрущева, и будет сохраняться. Тем более если учесть еще и пограничную «извилистость» Киргизии и межэтническую чересполосицу там, причем с большой долей там же казахов и узбеков.
Таким образом, не исключено, что хроническая дестабилизация Киргизии может быть так или иначе обусловлена интересами соседних государств, только теперь уже в новых, постсоветских реалиях. И это чревато серьёзными рисками, в условиях рекордного демографического роста в Узбекистане и кризисных явлений в Казахстане. В случае обострения межгосударственных противоречий в регионе, при пассивной позиции евразийских интеграционных структур, апелляции Анкары к общей тюркской идентичности, на фоне активной работы с местными элитами и денежными вливаниями, способны найти некоторый отклик.
Алексей БАЛИЕВ
Примечание
(1) «Экспроприаторские» намерения новообразованного советского Казахстана проистекали также из ошибок в этно-аббревиатурах в регионе. 10 июля 1919 года был образован Киргизский край – на 85% в границах Казахской ССР и нынешнего Казахстана. Затем, 26 августа 1920 года была образована Киргизская АССР в составе РСФСР. Но при установлении Москвой означенного названия были проигнорированы национальные различия между казахами и киргизами, на что обращали внимание представители общественности и партийных органов региона, ставшего впоследствии Киргизской ССР. «Киргизское» название Казахстана тоже стимулировало аппетиты его тогдашнего руководства в сторону Киргизии. Эти аргументы возымели действие: 15 июня 1925 г. Киргизская АССР была переименована в Казакскую АССР; сама же Киргизия стала АССР в составе РСФСР, а затем – союзной республикой. Характерно, что к 1930-м годам в Москве отвергли также концепцию казахстанского руководства о некоей этно-идентичности и казахов с каракалпаками, на основании которой Каракалпакия была в начале 1920-х годов включена в состав той же Киргизской АССР. Но протесты в Каракалпакии и Узбекистане не прекращались, и в результате, 20 июля 1930 г. Каракалпакская автономная область была передана из состава Казакской АССР в РСФСР; с декабря 1936 года – АССР в составе Узбекской ССР.