Новые измерения монгольской «многовекторности»
С 2015 года продолжаются консультации о формировании зоны свободной торговли (ЗСТ) Монголии и Евразийского союза. Но монгольская сторона явно не торопится с окончательным решением. Как мы писали ранее, видимо, здесь сказывается опыт давней и притом успешной «балансировки» Улан-Батора между Москвой, Пекином и Вашингтоном.
18 марта с.г. в формате видеоконференции состоялись переговоры сопредседателей межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству – вице-премьеров РФ и Монголии Виктории Абрамченко и Сайнбуянгийна Амарсайхана.
«По итогам 2020 года объем торговли между нашими странами составил «солидные» 1,4 млрд долларов. Мы ожидаем постепенное восстановление показателей торгово-экономического сотрудничества после снятия ограничений, связанных с коронавирусом. Этому должна способствовать и работа в рамках возглавляемой нами межправкомиссии. Тем для совместной кооперации у нас немало»,
– отметила В. Абрамченко, добавив, что уже подготовлено распоряжение Правительства об открытии в 2021 году во Владивостоке торгового представительства Монголии. В ходе встречи также стало известно о подписании двустороннего межправительственного соглашения о межрегиональном и приграничном сотрудничестве и о разработке Среднесрочной программы действий по развитию межрегионального сотрудничества на 2021-2025 годы. Обсуждался и вопрос о создании зоны свободной торговли с ЕАЭС, о чём лаконично упомянуто в официальном коммюнике:
«...Продолжается проработка вопроса о заключении соглашения о свободной торговле между Евразийским экономическим союзом и Монголией. Призванного не только нарастить объёмы российско-монгольского товарооборота, но и способствовать расширению присутствия монгольских товаров на рынках стран ЕАЭС».
Несколько подробнее по этой тематике недавно высказался посол РФ в Улан-Баторе Искандер Азизов, однако и в его словах прочитывается не особая активность Улан-Батора в отношении ЕАЭС:
«...Изучение вопроса создания зоны свободной торговли с ЕАЭС продолжается. Россия поддерживает стремление Улан-Батора заключить данное соглашение. Прежде всего, необходимо урегулировать вопросы нетарифных барьеров и ограничений (вопрос о квотах по объемам экспорта / импорта обсуждается уже шестой год – Прим. авт.). Уделяется также внимание сотрудничеству по линии Евразийского банка развития и Делового совета ЕАЭС».
Что же касается возможного участия Монголии в ОДКБ, то этот вопрос, по крайней мере, к настоящему времени, не обсуждается:
«...В Улан-Баторе давно взяли на заметку эффективность борьбы ОДКБ с терроризмом и схожими угрозами. Но нынешней повестке дня вопрос о её вступлении в эту структуру не значится».
Представляется, однако, что едва ли этот вопрос будет значиться в «повестке дня». Исповедуемый Западом агрессивный курс на «сдерживание» Китая и России предполагает использование идей «великомонгольского» национализма. Синхайская революция в Китае способствовала трансформации «культурного панмонголизма» в идеологию «монгольского мира», основу которой составляли идеи возрождения национальной государственности и объединения монгольских народов, подданных династии Цин, во главе с высшим иерархом монгольской буддийской церкви Богдо-гэгэном. Наряду с историей Монголии, «золотой век» которой теряется во временах империи Чингиз-Хана, основой идеологии панмонголизма служат буддийская религия и этнорегиональные особенности монгольских народов. Вместе с тем, её практическая реализация сдерживалась как соседством с более мощными Россией и Китаем, успешно вышедшими из внутренних смут 1-й половины XX века, так и разобщённостью монгольского сообщества в социально-экономическом и административно-территориальном отношении (1).
Некоторыми адептами политического панмонголизма выдвигалась идея «единого» государства с включением автономного округа Внутренняя Монголия, а также российских автономий Бурятии и Тувы. Именно это обстоятельство ускорили «заблаговременное» присоединение независимой Тувы в 1944 г. к СССР в качестве автономной области (с 1961 г. – Тувинская АССР) и переименования в 1958 г. Бурят-Монгольской АССР в Бурятскую. Скорее всего, по той же причине в 2007-2009 гг. в рамах «укрупнения регионов» были упразднены созданные ещё в середине 1930-х гг. автономные округа: Усть-Ордынский Бурятский в Иркутской области, и Агинский Бурятский в Читинской области (ныне Забайкальский край). Со своей стороны, китайские власти на рубеже 1970-х – 1980-х гг. сократили весьма обширную территорию приграничного с Монгольской Народной Республикой автономного района Внутренняя Монголия. Ранее мы писали о «монгольских горизонтах американского евразийства», органично дополняемых современными средствами ведения информационной войны и кибершпионажа.
Так, 18 января 2021 года прошла онлайн-церемония завершения совместного проекта НАТО по «поддержке кибербезопасности» Монголии, что заложило основу для контроля военного сегмента местного киберпространства. Натовским специалистам обеспечен доступ к информационной инфраструктуре азиатской страны, включённой в программу курсов повышения квалификации для специалистов из стран-партнеров НАТО. Де-факто Улан-Батор подключился к единой системе Североатлантического альянса по борьбе с киберугрозами, уверены некоторые эксперты. Параллельно проводятся консультации между оборонными ведомствами США и Монголии.
Таким образом, по линии «Один пояс – один путь» обнаружилось слабое звено, являющееся ключевым пунктом в северном направлении китайской экономической инициативы. При этом,
«Монголия всё ещё пытается сделать хорошую мину при плохой игре. Она продолжает пользоваться портами в Северном и Северо-Восточном Китае для доступа к морю, активно сотрудничает с Пекином по образовательным программам обмена и не устает твердить о необходимости всеобъемлющего стратегического партнерства».
Возвращаясь к вопросам экономического взаимодействия, процитируем пресс-релиз Евразийской Экономической Комиссии от 15 сентября 2019 г.,
«...Монголия реализует с государствами-членами ЕАЭС ряд крупных совместных проектов: обсуждаются инициативы по развитию Улан-Баторской железной дороги, поставкам грузовых вагонов в Монголию, сотрудничеству в сферах электроэнергетики, недропользования, автоматизации государственного управления, строительства автодорог. Также рассматривается поставка нефтепродуктов. Кроме того, Казахстан и Монголия создают фонд прямых инвестиций с суммарной капитализацией $100 млн.
Возможное увеличение поставок промышленной продукции в Монголию из стран ЕАЭС может сопровождаться ростом закупок экологически чистых сельскохозяйственных товаров из этого государства. Согласно оценкам ЕЭК, суммарно взаимная торговля может вырасти на $250 млн».
Однако торговая динамика едва ли подтверждает обоюдную – по крайней мере, с монгольской стороны – заинтересованность в максимальном взаимном сближении с Евразийским союзом. По последним данным ЕЭК, за январь-июль 2020 г. страны ЕАЭС экспортировали в Монголию товаров на 888 млн 746,4 тыс. долл. Основная доля экспорта приходится на Россию – 93,9%, на втором месте – Беларусь с 3,8%. В первую тройку экспортных товаров ЕАЭС вошли нефтепродукты, рельсы и семена рапса. Что касается импорта, то из Монголии в страны-члены ЕАЭС за данный период было завезено продукции лишь на 22 млн 226,5 тыс. долл. Больше всего, опять-таки – в Россию, доля которой в ЕАЭС-импорте из Монголии составляет 95,2%.
Больше всего из Монголии в страны-члены ЕАЭС завозили полевой шпат, железнодорожные локомотивы (ввозятся, почти исключительно, бездействующие с начала 2000-х локомотивы – советские и чехословацкие), готовые трикотажные и текстильные изделия.
В более широком контексте, Россия и Монголия не заинтересованы в той роли – явно не первостепенной – которая им отводится в рамках долговременной китайской стратегии «Один пояс – Один путь». Политическая и экономическая конъюнктура способствует издавна апробированному балансированию Улан-Батора между КНР, США и РФ. Политико-экономическое присутствие США и особенно КНР в Монголии увеличивается в последние годы быстрее, чем российское. (2)
Примечания
(1) См.: Курас Л. Эволюция панмонголизма в начале ХХ в.: от "культурного панмонголизма" к государственной идеологии // Известия Иркутского государственного университета. Серия: История. 2017. Т. 20. С. 63-72.
(2) см.: «The New York Times» (США), 09.07.2014: «Монголия: больше Китая — меньше России»; «SankeiBiz» (Япония), 26.11.2014: «Бедственное положение Монголии».