Антисоветская эмиграция поддерживала «настоящего коммуниста Хрущёва» против «албанского Сталина»
60 лет назад, 6 июня 1961 г., возвращавшемуся и Женевы в Пекин через Москву министру иностранных дел КНР (1958-71 гг.) Чэнь И в ЦК КПСС сообщили, что «вопрос о пребывании саркофага со Сталиным в мавзолее решён: на предстоящем съезде КПСС будет решено вынести этот саркофаг. Но место захоронения ещё не определено». Такая информация усугубила уже и без того напряженные китайско-советские отношения.
Как известно, Хрущев планировал перезахоронить саркофаг на Новодевичьем кладбище, однако протесты со стороны Пекина и Тираны этого не позволили: в ночь с 30 октября на 1 ноября, при оцеплении Красной площади сотрудниками КГБ, тело вождя захоронили вблизи мавзолея, но только в 1970 г. у этой могилы поставили бюст Сталина.
Вскоре, уже 14 июня 1961 г., президиум ЦК КПСС рекомендовал Совмину СССР отозвать оставшихся в КНР 300 советских специалистов (что вскоре было сделано; ранее около 1300 советских специалистов убыли из КНР в августе-декабре 1960 г.). Свёртывание экономического сотрудничества и военной помощи было обусловлено нарастающими политико-идеологическими осложнениями между двумя крупнейшими государствами «социалистического лагеря», и накалом взаимных обвинений. Начиная с международного совещания компартий, прошедшего в июне 1960 г. в Бухаресте, руководство Коммунистической Партии Китая официально выступало против антисталинских решений XX съезда КПСС и развернутого с середины 1960 г. нового, ещё более интенсивного, этапа шельмования Сталина в СССР и в «просоветских» соцстранах.
Позицию Пекина официально поддерживала Тирана: в ответ, ещё 26 апреля 1961 г. Москва в одностороннем порядке денонсировала «послесталинские» советско-албанские соглашения (1955-59 гг.) о сотрудничестве и о льготных кредитах для Албании. Таким образом, раскол мирового коммунистического движения стал публичным свершившимся фактом.
При этом весьма характерно, что небезызвестный «Народно-Трудовой союз» («НТС»), идейно связанный с пресловутой «власовщиной», и в целом антикоммунистическая эмиграция из СССР, в конце 1950-х – середине 1960-х гг. чуть ли не в унисон приветствовали антисталинскую истерию «хрущёвцев», называя «дорогого Никиту Сергеевича»… «настоящим коммунистом». При этом они отчего-то дружно забыли собственные же обвинения Советского Союза, связанные с «кровавым подавлением Хрущёвым национальных антикоммунистических движений в Восточной Германии, в Венгрии, Польше» в 1953 и 1956 годах.
Складывается впечатление, что публикации 1961 года в эмигрантских СМИ в поддержку Хрущева и особенно его антисталинского внутриполитического курса, вкупе с поддержкой Пекина в конфликте с Москвой и с шельмованием «просталинской» Албании, могли иметь до некоторой степени заказной характер, причём заказ шёл из Москвы. Ведь, в самом деле, какое дело тому же «НТС» было до миниатюрной Албании и лично – до Энвера Ходжи?
Со своей стороны Запад активно поддерживал Мао Цзе-дуна и его соратников в усугублении китайско-советской (и албано-советской) конфронтации, играя на националистических чувствах китайских лидеров, едва прикрытых «коммунистической» риторикой. А вскоре, уже при Брежневе, после конфликта на Даманском (1969 г.), следуя «стратегии Киссинджера», фактически перешёл к прямой политической, а с середины 1970-х гг. ещё и к финансово-экономической поддержке враждебной политики Пекина в отношении СССР и просоветских соцстран.
В то же время, «хрущёвскому» руководству было были необходимо превратить в политического изгоя если не КНР, то хотя бы Албанию, с целью убедить Запад в необходимости устранения «просталинского» албанского руководства. Разнузданное шельмование Хрущёвым Ходжи и Сталина на международном совещании компартий в Москве и на XX съезде КПСС (ноябрь 1960 г. и октябрь 1961 г. соответственно) показывало: по мнению Москвы, Албания и её сближение с конца 1950-х г. с КНР якобы «угрожают» общеевропейской политической стабильности.
Соответствующие выводы проистекают из публикации (на целую полосу!) печатного органа «НТС» журнала «Посев» (Франкфурт-на-Майне) от 16 апреля 1961 года под названием «Притязания албанского Сталина». В этой связи, характерно, что всего через 10 дней, 26 апреля 1961 г., как упоминалось выше, СССР прервал финансовые и общеэкономические соглашения с Албанией. Думается, в таких случаях о совпадениях речи не идёт…
Вот лишь некоторые фрагменты той публикации в «Посеве»: «…Энвер Ходжа, узурпировав власть, объявляет себя ещё и защитником «Великой Албании», претендуя на югославское Косово. Но Хрущёв эти претензии не поддерживает: для него важны нормальные взаимоотношения с «ревизионистом» Тито по государственной линии». Здесь есть некоторый нюанс. По свидетельству посла в Тиране Д. Чувахина, албанский лидер полагал, «что эта область [Косово], населенная в подавляющем большинстве своем албанцами, несомненно, будет присоединена в свое время к Албании, но что это возможно лишь только тогда, когда и Албания, и Югославия будут государствами социалистическими. Энвер Ходжа подчеркнул при этом, что этой точки зрения он придерживался на протяжении всей национально-освободительной борьбы, и что такую же позицию в этом вопросе занимало и все руководство албанской КП» (1). В то же время «Посев» связывает с именем Ходжи довольно давно бродившие на Балканах идеи «великоалбанского» национализма, которые действительно станут политической реальностью, только уже после 1991 года, при кардинальной смене геополитических «декораций». А пока получается, что небольшая Албания угрожает соседней стране…
Читаем далее: «...Энвер Ходжа – последний "Сталин" в коммунистической системе, если не считать Мао Цзэдуна. Остальные "Сталины" – либо в мазволеях (Димитров, Готвальд), либо в политическом небытии (Ракоши). В споре КПСС-КПК Ходжа встал на сторону КПК, найдя себе мощного союзника. Советским дипломатам ограничена свобода передвижения, советские специалисты "выживаются" из страны и заменяются китайскими».
Но вот беда: «...Географическое положение Албании позволяет Э. Ходже бравировать: дивизий в его вотчину советское руководство послать не может». Не содержится ли здесь скрытый намёк на возможность (и даже необходимости) устранения «неправильного» лидера? При том, что «албанская компартия своим успехом в Албании обязана близорукости Запада».
Эпилог же – более чем откровенный: «…Хрущев – настоящий коммунист (особенно это стало заметным после XX съезда КПСС – прим. авт.). Ходжа – тоже настоящий коммунист. Но, затаив злобу, стиснув зубы, он выжидал своего часа, не переставая гадить Хрущеву. Но когда против "предателя дела Сталина" выступил Мао Цзэдун, Энвер решил, что настал и его час».
Примечательно (и это мы отметили ранее), что авторы «Посева» ни словом не упоминают известные действия «настоящего коммуниста» Хрущева в Венгрии и Польше в 1956 году, расстрелы в том же году массовых «просталинских» демонстраций в Тбилиси и Гори. Не упоминаются и ссылки (в лучшем случае – отставки) в 1954-55 гг. руководителей российского Крыма, возражавших против «волюнтаристской» передачи полуострова Украине из состава РСФСР. Не упомянуто и подавление в 1958 г. массового протеста славянского населения Чечено-Ингушетии, выступившего против поддерживаемого «настоящим коммунистом» произвола. Не упомянута и антиправославная истерия оного «коммуниста», развёрнутая по всей стране с 1958 года…
Тот факт, что антисталинская политика и риторика Хрущева и его подельников, включая обструкцию «строптивой» Албании, почти слово в слово совпадала с пропагандистскими штампами НТС-овского «Посева», что вряд ли можно считать случайным совпадением. Одновременно, как мы видим, эмигрантский орган выражает удовлетворение китайско-советской конфронтацией, избегая шельмования КНР и лично Мао Цзэдуна.Ибо советско-китайская конфронтация была для Запада куда важнее советско-албанской…
Алексей Чичкин
Примечание
(1) Цит. По: Искендеров П. Исторические корни идеи "Великой Албании" // Славяноведение. 2012. № 5. С. 30-40.