Как в 1950-е годы похоронили правду о роли Польши в развязывании Второй мировой войны
В Варшаве и некоторых других польских городах прошли мероприятия, посвящённые 80-летию нападения Германии на Польшу, которое в западной историографии считают началом Второй мировой войны. Президент США Дональд Трамп, несмотря на ожидания организаторов, под благовидным предлогом в Польшу не поехал. Возможно, хозяина Белого Дома куда больше занимает вопрос покупки (либо же долгосрочной аренды) датской Гренландии, нежели начало военных событий в Европе, от которых за океаном длительное время дистанцировались. Куда большее внимание США уделяли Азиатско-Тихоокеанскому региону, вступив во Вторую мировую войну 7 декабря 1941 года после печально известной провокации японцев Пёрл-Харборе (на возможную подоплёку которой существуют разные точки зрения). Так что даже с формальной точки зрения «отмечать» 1 сентября 1939 года Трамп вовсе не был обязан. Добавим к этому, что и остальные руководители государств – постоянных членов Совета Безопасности ООН в Варшаву не приехали, что ярко продемонстрировало подлинную роль «Речи Посполитой» в мировой политике (как и 80 лет назад).
В преддверие юбилея польские пропагандисты немало постарались, навязывая свою версию начала Второй мировой войны в Европе с попытками уравнивания Советского Союза с нацистской Германией в качестве «агрессора». В качестве иллюстрации достаточно напомнить рассуждения видного знаменосца польской русофобии, профессора Исторического института Варшавского Университета Павла Вечоркевича ещё 2005 года: «Гитлер никогда не относился к своим союзникам, как Сталин. Он уважал их суверенитет и правосубъектность, накладывая лишь определенное ограничение во внешней политике. Наша зависимость от Германии была бы значительно меньшей, чем зависимость от СССР, в которую мы попали. Мы могли бы найти место на стороне Рейха почти такое же, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск. Грустную ассоциацию, конечно, вызывает Холокост. Однако, если хорошо задуматься, придем к выводу, что быстрая победа Германии могла означать, что его вообще бы не случилось. Холокост был в значительной мере следствием германских военных поражений». Иными словами – ответственность за Холокост должны нести те, кто немецким «союзникам» польских националистов эти самые поражения нанёс, а именно – Красная армия и Советский Союз…
Между тем, десятилетия назад прогерманская политика польских властей, наивно ожидавших не сегодня-завтра совместного германо-польского вторжения на Украину и в Литву, не составляла секретом для американских средств массовой информации, политиков и дипломатов. Кроме того, по ряду данных, власти Польши так и не ответили на идею формирования добровольческих военных групп польских эмигрантов в Северной Америке в помощь исторической родине, что предлагалось местными польскими организациями в конце августа – начале сентября 1939 года. Исторически польская диаспора – одна из наиболее многочисленных, в 2017 году – около 12 млн. чел. Причина – опасения соратников Пилсудского по поводу не столько военного разгрома страны, сколько перспективы их вытеснения североамериканскими поляками.
О том, что многие польские военачальники (а тем более западные союзники) быстро предали собственную армию и народ, свидетельствуют многие факты. Например, когда 6 сентября главком – маршал Э.Рыдз-Смиглы предложил министру военной авиации Р. Вуду поджигать зажигательными бомбами лесные массивы в Германии, тот цинично ответил: «Этого мы не можем сделать, так как лес в Германии – частная собственность. Завтра вы меня попросите бомбардировать Рур или Саар, но это тоже частная собственность».
Далее, 10 сентября глава французского генштаба генерал Гамелен лживо сообщил польскому правительству в ответ на его запрос о конкретной военной поддержке: «...Больше половины наших дивизий северо-восточного театра военных действий ведут бои». Под этим подразумевалось «символическое» наступление, предпринятое 9-ю французскими дивизиями 9-12 сентября в предполье Западного вала (германо-французское приграничье). Продвинувшись на 20 км, англо-французское командование 13 сентября это наступление прекратило, несмотря на слабое сопротивление германских войск. Затем полякам было обещано его возобновить, сначала 17, потом 20 сентября, чего не случилось ни тогда, ни позже...
Генерал де Голль отмечает в своих мемуарах: «...Когда в в начале сентября 1939 г. французское правительство по примеру английского решило вступить в войну, я нисколько не сомневался, что серьезных боёв не будет. Являясь командующим танковыми войсками 5-й армии в Эльзасе, я отнюдь не удивлялся полнейшему бездействию наших отмобилизованных сил, в то время как Польша за две недели была разгромлена бронетанковыми дивизиями и воздушными эскадрами немцев».
Тогдашний глава французского МИДа Ж.Боннэ 8 сентября посетовал в своем дневнике, что, дескать, «...устал от запросов польского правительства и посольства: когда начнётся наступление на Западном Фронте, будет ли балтийский десант союзников. Нам пока нечего им сообщить». Польские же дипломаты в первую неделю сентября в своих донесениях в Варшаву указывали, что первые лица в Лондоне и Париже уклоняются от встреч с ними, под разными предлогами. А вскоре и запросы эти, и сами встречи отпали за ненадобностью – «Речь Посполитая» уже вовсю трещала под ударами вермахта. Но даже на этом фоне Варшава отвергала советские предложения о военной и экономической помощи, выдвигаемые даже после 1 сентября!
После подписания пакта о ненападении с Германией советское руководство вовсе не почивало на лаврах. В Москве учитывали более чем вероятное вероломство Берлина в отношении СССР в ходе нацистского вторжения в Польшу. Поэтому возможная советская поддержка Польши была обозначена уже в интервью наркома обороны СССР Климента Ворошилова «Известиям» 27 августа: «...Помощь сырьем и военными материалами является делом торговым и для того, чтобы давать Польше сырье и военные материалы, вовсе не требуется заключение пакта взаимопомощи и, тем более, военной конвенции». В этой связи характерны оценки сложившейся ситуации В.Гржибовским, тогдашним польским послом в СССР (до 17 сентября 1939 г.). В своем докладе-обзоре двусторонних отношений (6 ноября 1939 г.) он отмечает: «...Советская пропаганда до начала сентября никогда не прекращала убеждать нас сопротивляться немецким требованиям. Еще в июне был ряд предложений от Советов относительно снабжения нас боевыми средствами». И далее: «Маршал Ворошилов в своем интервью утверждал, что поставка сырья и военных материалов Польше в случае конфликта будет являться «торговым вопросом», не противоречащим пакту».
Но Варшава отвергала и эти предложения, и последующие, несмотря на то, что ускорение их реализации предлагалось Москвой именно в канун нацистской агрессии: «...В это же время посольство СССР в Варшаве запросило [польский] МИД: какие шаги предприняты относительно использования тезисов маршала Ворошилова в отношении Польши». И что же? Гжибовский только «6 сентября получил инструкции в данном вопросе и список необходимых сырья и военных материалов». Поэтому глава советского совнаркома В.Молотов заявил Гжибовскому 8 сентября, что «...на фронте ситуация радикально изменилась. Потому СССР вынужден защищать, прежде всего, собственные интересы».
Словом, Варшава «манкировала» советское предложение о военных поставках именно в те дни, когда военно-политический крах Польши практически безальтернативным сценарием.
Правда, в донесении советского посла в Польше Н. Шаронова от 5 сентября отмечено: «...Эстонский посол Маркус говорил мне, что поляков очень занимает вопрос о возможности выступления СССР на стороне Германии. Я ответил, что Польше мы только вчера продали хлопок. «Неужели вы не поможете Польше?», – уточнял он. Я ответил, что мы хотели помочь, но Польша сама отказалась, а напрашиваться нам не пристало».
Впрочем, хлопком поставки и ограничились. Согласно вышеупомянутому материалу польского Гржибовского, «...11 сентября советский посол в Польше Шаронов сказал, что дал визы нашим специалистам (к концу первой декады сентября – Прим. ред.) для поездки в Москву для покупки медицинских материалов. У него нет сомнений, что данные материалы вскоре прибудут». Но польские специалисты в Москву так и не приехали…
Болеслав Берут – в 1947-56 гг. первый президент послевоенной Польши и глава местной компартии (ПОРП) – в октябре 1952 г. на переговорах в Москве со Сталиным упоминал о готовящемся к изданию документальном многотомнике о предательской политике польских властей, Лондона и Парижа в преддверии 1 сентября 1939 года и в ходе германской агрессии в Польше. Сталин предложил помощь в этой работе со стороны профильных советских, чехословацких и восточногерманских экспертов, с чем Берут согласился. Однако вскоре после кончины Сталина Москва это предложение дезавуировала, а после смерти Кл. Готвальда её примеру последовала Прага (1). С 1954 года возникают «проволочки» с экспертами из ГДР. Советская же сторона стала уговаривать Берута повременить с подготовкой сборника документов, да и сам он умирает в Москве в конце февраля 1956 года, вскоре после жесткой критики Хрущева, за антисталинские фальсификации на XX съезде КПСС в ходе их личной встречи.
Таким образом, послесталинское руководство СССР, налаживая политические и экономические контакты с Западом, не было заинтересовано в столь исчерпывающем обличении военно-политического лицемерия Лондона и Парижа в канун 1 сентября 1939 г. и позже. Потому и ушел в небытие упомянутый обличительный проект Берута – Сталина. Причем – «вместе» самими Сталиным, Берутом, Готвальдом. Вопрос о наличии здесь неких причинно-следственных связей мы оставим открытым… Отметим только, что вопрос о роли Польши, воспрепятствовавшей заключению англо-франко-советской оборонительной конвенции, в значительной степени раскрывается материалами историко-документальной выставки «1939 год. Начало Второй мировой войны», некоторые материалы которой (включая дипломатическую переписку и переговоры, разведывательные донесения и т.д.) прямо посвящены «польскому вопросу».
Алексей Балиев
Примечание
(1) Она последовала 14 марта 1953 г. - почти одновременно с кончиной Сталина (недомогание у Готвальда началось в Москве 10 марта - сразу после кремлевских поминок в честь Сталина).