Морской Шелковый путь, инициатива «Один пояс, один путь» и обширный перечень соглашений от Кабула до Тель-Авива стали основой для растущего присутствия Китая в военной, дипломатической, экономической и политической сферах на Ближнем Востоке, пишет на сайте Индийского Совета по международным отношениям советник по вопросам безопасности и границ STRATOP Risk Consulting Маурисио Д. Асевес, специализирующийся на проблемах Ближнего Востока и Центральной Азии.
По мере ослабления влияния США на Ближнем Востоке образующийся вакуум пытаются заполнить другие игроки. Диверсификация внешнеполитических связей крайне важна в процессе поиска нового баланса, выходящего за рамки привычных экономических интересов и энергетической безопасности.
Предлагаемая Китаем альтернатива предполагает стратегическое взаимодействие в сфере инвестиций, двустороннего и многостороннего сотрудничества и геополитического переустройства, чтобы органично вписаться в формирующийся многополярный мировой порядок.
Элементы этой стратегии характерны и для других макрорегионов: параллельно Ближнему Востоку Китай также наращивает присутствие в Латинской Америке, в первую очередь за счёт инвестиций в коммуникации, технологии и коммуникационную инфраструктуру.
Роль Китая на Ближнем Востоке можно проявляется по нескольким направлениям: экономическая и геополитическая сфера включает в себя цепочки поставок, финансовые системы, инвестиции, передачу технологий и технических знаний, торговлю и энергетическую безопасность.
Далее автор выделяет двустороннюю и многостороннюю дипломатию, включая взаимодействие внутри таких организаций, как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), БРИКС, а также к многочисленным проявлениям дипломатии, от культурной до военной.
Наконец, третье направление отражает политический подход к негосударственным субъектам и открытые каналы коммуникации в политическом ландшафте региона. Китай не стремится контролировать региональную динамику или гарантировать безопасность: предпочитая экономический диалог и задействование соответствующих стимулов, избегая прямого участия в конфликтах и создания противников.
Ближний Восток исторически находился на пересечении геополитических путей, в том числе и для Китая. Персидский залив обеспечивает Поднебесную более чем третью импортируемой им нефти; Катар является для Китая самым важным источником сжиженного природного газа, из Туркменистана тянутся несколько веток экспортного газопровода. В настоящее время Китай является крупнейшим торговым партнёром Египта, Объединённых Арабских Эмиратов (ОАЭ) и Саудовской Аравии. Регион стал важным направлением для китайского экспорта и услуг, связанных с инфраструктурой, коммуникациями и информационными технологиями.
Более 60% морских перевозок между Европой и Китаем проходят через акватории ближневосточного региона, такие, как Суэцкий канал, Красное море, Аденский залив и Оманский залив, Баб-эль-Мандебский пролив и Ормузский пролив. Пекин инвестировал в порт Дукма в Омане, построил нефтепроводы до порта Фуджейра и ряд объектов в порту Халифа в ОАЭ. Китайские кампании владеют долями как минимум в 20 портовых проектах на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Порты Бахрейна, Ирана, Саудовской Аравии и даже Йемена рассматриваются в контексте привлечения китайских инвестиций.
В то же время, конфликты препятствуют транзиту через эти узкие проходы между Индо-Тихоокеанским регионом и Средиземноморьем. Атаки йеменских хуситов на торговые суда в Аденском заливе и Красном море, нестабильность на Африканском Роге и даже история с застрявшим в Суэцком канале контейнеровозом Evergreen показывают, насколько уязвимы эти районы. Уход от конфронтации – традиционный приоритет Пекина, но во внешней политике тот, безусловно, был активен и заметен на Ближнем Востоке. Китайская военная база в Джибути у входа в Красное море и военно-морское присутствие вблизи Ормузского пролива направлены на сдерживание пиратства и упрощение участия в совместных военных учениях. До сих пор эти факторы использовались не для вмешательства в текущие конфликты, а только для защиты китайских активов и охраны торговых путей. Военное вмешательство является для Пекина крайним вариантом в том случае, если и когда наднациональные интересы окажутся перед явной угрозой. Китай также не считает негосударственные субъекты военного действия, либо же продолжающиеся региональные конфликты прямой угрозой. Данное обстоятельство обуславливает подход, предполагающий прежде всего дипломатию, но не военное вмешательство. Но у этой стратегии есть ограничения.
Эскалация и распространение конфликта могут потребовать других подходов. Предоставление технологий и компонентов двойного назначения, гражданских и военных, либо же поддержка развития военной промышленности – пусть небольшие, но важные шаги на пути к военному вмешательству с целью обеспечения экономических интересов.
ШОС, БРИКС, «Цифровой Шёлковый путь» и Инициатива глобальной безопасности показывают, что присутствие Китая в глубине Ближнего Востока вступило в новую фазу. Всеобъемлющее стратегическое партнёрство Китая с Египтом, Ираном, Саудовской Аравией и ОАЭ демонстрирует активную и вместе с тем гибкую дипломатию, позволяющую преодолевать политические разногласия. Несмотря на многолетнюю поддержку палестинцев и осуждение военных действий Израиля в секторе Газа и Ливане, Китай развил экономические связи с еврейским государством, одновременно укрепляя отношения с Саудовской Аравией и Ираном. Китай является главным торговым партнёром и Ирана, и Израиля. Подписанное в 2021 году Китаем 25-летнее соглашение о сотрудничестве с Ираном и посредническая роль Пекина в Совместном трёхстороннем заявлении с Ираном и Саудовской Аравией придают Китаю легитимность и снижают его восприятие как оппонента какой-либо из сторон в острых региональных конфликтах.
Ранее в этом году китайские дипломаты встретились с политическими лидерами ХАМАСа в Дохе; одновременно Китай участвовал в переговорах с высокопоставленными израильскими дипломатами и представителями Палестинской национальной администрации (ПНА), а в июле Китай провёл саммит с представителями ХАМАС и ПНА в Пекине. Всё это направлено на поддержание коммуникации по всем «азимутам», даже когда политические и военные условия делают посредничество невозможным. Однако дипломатическая инертность на Ближнем Востоке, похоже, «укореняется», особенно в связи с усугубляющейся катастрофической ситуацией в секторе Газа, Западном берегу и в Ливане.
В общем и целом, влияние Китая на Ближнем Востоке возросло, констатирует М. Асевес. В наши дни в крупных городах региона легко найти банки с китайским флагом. Посольства Китая в Эр-Рияде, Каире и Тегеране влиятельнее, чем когда-либо.
Способность Китая понимать мотивы своих партнёров привела к тому, что его внешняя политика представляет собой сочетание стимулов и определённых последствий при осознании важности установления прозрачного набора геополитических приоритетов в долгосрочной перспективе. На Ближнем Востоке началась новая версия «Большой игры», и её внутренние силы играют ведущую роль, но Китай всегда будет игроком на местной «шахматной доске», обладающим большим ассортиментом «фигур» и «ходов», чем когда-либо.
P.S. Саудовская Аравия продолжает привлекать китайские финансы: в ноябре года Китай впервые за четыре года выпустил иностранные облигации на сумму свыше 2 млрд. долл., выбрав Эр-Рияд в качестве партнера-эмитента вместо традиционных финансовых центров, таких, как Лондон, Нью-Йорк и Сингапур. Данное решение отражает поступательное развитие двусторонних экономических связей, в том числе в рамках инициативы торгового коридора «Один пояс – один путь», а также укрепляет авторитет Эр-Рияда в качестве нового мирового финансового хаба. Согласно последнему отчету S&P Global Ratings, укрепление связей между двумя странами может позволить использовать юань вместо доллара при расчётах за поставки нефти.
Александр Григорьев