26 июля министр иностранных дел Китайской Народной Республики Ван И провёл переговоры в Турции с президентом Реджепом Эрдоганом и министром иностранных дел Хаканом Фиданом.
По словам турецкого лидера, предметом обсуждения стало углубление сотрудничества, особенно в экономике, а также международные вопросы. Эрдоган выразил желание провести первое заседание Рабочей группы высокого уровня, созданной для сопряжения китайской инициативы «Один пояс, один путь» с турецким проектом «Срединного коридора», призванного соединить восточную границу страны через Каспий с тюркскими республиками Центральной Азии и Китаем. Дипломаты двух стран обговаривали шаги, необходимые для увеличения взаимных инвестиций и сотрудничества по разным направлениям, включая ядерную энергетику, сельское хозяйство, гражданскую авиацию, культуру и туризм.
Поездка Ван И в Турцию стала первым визитом высокопоставленного китайского дипломата в страну НАТО менее чем через три недели после того, как в Альянсе обвинили азиатскую державу в «стремлении подорвать основанный на правилах международный порядок, в том числе в космической, кибернетической и морской сферах», как было о том заявлено в заключительном коммюнике вильнюсского саммита.
Пытаясь в стремлении облегчить валютный кризис в Турции привлечь иностранные средства, Эрдоган попытался дистанцироваться от антикитайских инвектив коллег по альянсу: «В то время, когда глобальные риски безопасности растут, вполне естественно продвигать всестороннее сотрудничество и политический диалог с нашими партнёрами в Азиатско-Тихоокеанском регионе как на двустороннем уровне, так и через НАТО. Во время встречи я особо подчеркнул, что эти связи необходимо укреплять, не нацеливаясь на третью страну», – намекал он на необходимость диалога с Пекином, выступая по итогам саммита НАТО 12 июля. В то же время, Ак-Сарай не может открыто противостоять азиатско-тихоокеанской стратегии Альянса по причине глубоких экономических и военно-технических связей с Японией и Южной Корей.
Среди политических факторов, ограничивающих сотрудничество между двумя государствами, часто упоминается так называемый «уйгурский вопрос». Обвинив в 2009 году Пекин в «геноциде» против тюркского меньшинства Синьцзяна, Эрдоган и его правительство постепенно смягчили свою критику в адрес Пекина, что в значительной степени объяснялось меркантильными соображениями. Среди прочего, китайские партнёры приобрели 65% акций контейнерного порта близ Стамбула и долю в некоторых других инфраструктурных проектах, в то время как Китайская корпорация экспортно-кредитного страхования (элемент инициативы «Один пояс и один путь») готова оказать поддержку суверенному фонду благосостояния Турции на сумму до 5 млрд. долл. Также турецкий президент надеялся на китайское финансирование неоднозначного проекта по строительству альтернативного Босфору канала «Стамбул».
В апреле 2012 года Эрдоган стал первым премьер-министром Турции, посетившим Пекин за 27 лет, а также столицу Синьцзян-Уйгурского автономного района город Урумчи. Новый кризис разразился в начале 2015 года, когда китайские власти арестовали 10 граждан Турции по обвинению в предоставлении поддельных паспортов этой страны уйгурам для бегства из Китая. В время визита в Пекин в июле того же года Эрдоган заявил о поддержке территориальной целостности Китая и осудил запрещённое в России «Исламское движение Восточного Туркестана» (ИДВТ), радикальную этно-религиозную уйгурскую группировку, активисты которой периодически обвиняют «Партию Справедливости и Развития» в лицемерии.
Пик ограничений Анкары на деятельность уйгурских «диссидентов» внутри Турции совпал с государственным визитом Эрдогана в Китай в 2019 году (Ван и нанес ответный визит в Турцию в 2021 году). Незадолго до этого председатель КНР Си Цзиньпин предложил турецкой делегации посетить «лагеря перевоспитания» уйгуров в Синьцзяне, чтобы ознакомиться с ситуацией на местах, но с оговоркой, что такой визит мог бы состояться только исключительно на условиях Пекина. «Зачем нам быть инструментом китайской пропаганды?» — вопрошал тогда министр иностранных дел М. Чавушоглу, назвав слухи о фактах экстрадиции принявших турецкое гражданство уйгуров «абсолютной ложью».
Тем не менее, как отмечают некоторые наблюдатели, Ак-Сараю ещё предстоит сделать немало, чтобы убедить Пекин в искренности своих намерений ограничить поддержку боевиков ИДВТ, не без содействия турецких властей (на что обращали внимание и в Пекине) вполне вольготно ощущающих себя и на севере Сирии. Так, глава турецкой исследовательской программы в Вашингтонском институте ближневосточной политики Сонер Чагаптай, полагает, что усилия Турции по налаживанию отношений с Китаем по «уйгурскому вопросу» пока не привели к укреплению доверия по причине глубоких исторических связей Турции с уйгурской диаспорой и с уйгурами в самом Китае. Несмотря на снижение информационной активности, «китайцы прекрасно знают... что Турция по-прежнему является центром старейшей и крупнейшей в политическом отношении уйгурской диаспоры за пределами Китая».
В государствах Центральной Азии Пекин и Анкара не могут не соперничать, одновременно стремясь к сопряжению региональных торговых и инфраструктурных инициатив «Один пояс – один путь» и «Срединный коридор». Вскоре планируется провести первое заседание соответствующей Рабочей группы высокого уровня. По мнению аналитика из Шанхая Шаоюя Цэня, Китай признаёт необходимость сотрудничества с региональными державами для успешной реализации «Пояса и пути», однако основным препятствием на пути к более доверительным китайско-турецким отношениям является «уйгурский вопрос» в Синьцзяне: «Турция всегда критиковала Китай по этому вопросу в течение многих лет. Некоторые турки даже рассматривали Синьцзян как часть амбиций пантюркизма», мечты о вмешательстве в дела которого едва ли возможно реализовать.
Углубление двусторонних экономических связей не может не противоречить усилиям партнёров Турции из НАТО по «изоляции» Китая. В период с 2015 по 2021 год торговля между двумя странами возросла более чем на треть – с 27,3 млрд долл. до 36 млрд долл., с преобладанием высокотехнологической продукции в китайском экспорте. В то же время на рынках третьих стран и макрорегионов (Европа, Африка, Западная и Центральная Азия) Китай и Турция являются скорее конкурентами: увеличение доли первого ведёт к сокращению доли другого и наоборот. В этой логике следует рассматривать и предложение использовать Турцию в качестве «ворот» Америки в Африку, противодействуя влиянию Китая на Чёрном континенте, оформленное в 2020 году в письме главы Турецко-американского делового совета Мехмета Али Ялчиндага сенатору-республиканцу Линдси Грэму: «Совместные предприятия в Африке могут стать важной частью этого плана. Мы не только поможем слабым экономикам, которые будут нуждаться в помощи в восстановлении, но и нанесем удар по китайским планам в Африке и наладим более тесные экономические связи между Турцией и США».
Случайно или нет, но в последнее время турецкие строительные кампании несколько потеснили на африканском континенте своих китайских коллег. В частности, в начале года стало известно о передаче контракта на строительство железнодорожной линии от Кампалы (Уганда) до Малабы (Кения) протяженностью 273 км стоимостью 2,2 млрд долларов от китайской государственной компании China Harbour Engineering Company турецкой фирме Yapi Merkezi (формальная причина – бездействие китайцев с 2015 года). В 2017 году та же Yapi Merkezi выиграла тендер в Эфиопии у китайской компании на строительство одной из наиболее современных железнодорожных линий страны. В 2019 году турецкая транснациональная компания Summa выиграла у китайских компаний контракты на строительство здания парламента и торгового центра в Экваториальной Гвинее и конференц-центра в Руанде. В 2021 году она же обошла китайского конкурента в Танзании, выиграв железнодорожный проект стоимостью 900 млн долларов. Используя свои конкурентные преимущества, турки «наступают на пятки» Китаю по всему континенту, обвиняя их в «недобросовестной конкуренции» на континенте. Статус независимой и влиятельной региональной державы усилил бы ценность Турции для Китая, однако её амбиции в важных для Поднебесной приграничных регионах (таких, как Центральная Азия), а также поощряемая Западом «борьба на дальних берегах» едва ли будут способствовать большему доверию.
Александр Григорьев